Конечно, Богдан мог не заметить деньги, но часы он точно видел. А ведь мог бы меня обобрать, дать по голове веслом и отправить в дальнейшее свободное плавание, сделав вид, что ничего не произошло.
— Вот! — с гордостью выдал старик, поставив на стол две миски, наполненные жидкой, но ароматной ухой. — Ты, барин, небось, к таким блюдам не привычен, но чем богаты, тем и рады.
— Пахнет вкусно.
— Уж что-что, а уху-то я делать мастак! — Богдан отломал от черствой краюхи два куска хлеба и разлил по деревянным кружкам мутный напиток из кувшина. — А это квасок мой.
Я повернулся к столу но прежде чем приняться за еду, положил на грубую столешницу почти все банкноты из стопки и подвинул их хозяину избы.
— Это тебе.
— За что? — не понял Богдан и удивленно поглядел на меня.
— За мое спасение.
— Не надо мне, — он решительным жестом отодвинул от себя деньги. — Я тебя не за эти бумажки спас, а потому как правильно это. Ближнему помогать — дело Богоугодное. Так по совести и от души поступают, а не за награду.
— Тогда, — я подвинул деньги обратно к нему, — считай это моей платой за твое гостеприимство.
— Все равно не могу, — упрямый старик снова попытался вернуть мне купюры, но я прижал их к столу.
— Богдан, — спокойно и с улыбкой сказал я ему. — Я настаиваю. Не будешь же ты спорить с графом?
Старик нахмурился, засопел, но все же аккуратно взял деньги и спрятал за пазуху.
— Хорошо, барин, будь по-твоему, — сказал он и вдруг широко и открыто улыбнулся. — Мне-то, старику, ничего уже и не надо. Но внученькам на приданное пойдут. — При этих словах морщинистое лицо Богдана разгладилось, а тусклые глаза засветились.
— Вот и славно, — у меня на душе тоже стало тепло.
Мы принялись за еду. Мой спаситель не обманул — уху он делал — что надо. Я съел две миски, прежде чем встать из-за стола с ощущением сытости. Глаза снова стали закрываться, но в этот раз не из-за потери сознания, а от усталости и желания поспать.
Богдан это заметил.
— Ложись на кровать барин, а завтра утром пойдем в Бронницы.
— Это твоя кровать, — попробовал возразить я.
— Мне и на печи хорошо, — старик начал убирать со стола.
Прежде чем отправиться на боковую, я помог ему, после чего улегся на жесткую кровать и почти сразу уснул. Снилась мне Академия и очередной нагоняй от Распутина. Один сон вдруг сменился другим, где мы с Дарьей были в башне. Она прижалась ко мне всем телом и коснулась своими губами моих губ. Ощущения оказались столь явственными, что я открыл глаза и увидел прильнувшую ко мне девушку. Ее золотые волосы мягко переливались в призрачном свете заглянувшей в окошко луны.
— Злата? — прошептал я, отстраняясь.
— А ты кого увидеть ожидал? — дочь Великого полоза вцепилась в мою руку и прижалась ко мне сильнее, закинув обнаженную ногу на мое бедро.
— Что ты делаешь? — не хуже змеи зашипел я. — Если Богдан проснется и тебя увидит, его же удар хватит. Пожалей старика!
— Твой старик храпит так, что крыша дрожит, — в тон мне ответила девушка и, едва она это сказала, как по комнате раскатился могучий храп. — Его бы и мой отец не разбудил, коли прополз бы под самой избой.
— И все же — давай хотя бы на улицу выйдем.
— Там холодно, — надулась Злата и прижалась ко мне настолько плотно, что мое мужское естество начало на это реагировать.
— Злата…
— Ладно, как знаешь, — она нехотя отстранилась. — Но я тогда другой облик приму, — с этими словами она легко соскользнула с кровати и бесшумно вышла за дверь.
Я быстро оделся и вышел следом.