— Мне не нравится испытывать ощущения, что мы какие-то чертовы пешки в игре.
В его глазах мелькает понимание.
— Но если мы не ответим, сколько еще невинных людей погибнет?
Я провожу рукой по лицу. Блядство. Мы просто хотим, чтобы нас оставили в покое. Мы не переходили дорогу Последователям, но для них это явно имеет значение.
Мое возбуждение нарастает, и я сжимаю пальцы. Зуд пролить немного крови овладевает мной.
— Каким образом Последователи проникают на территорию и покидают ее так, что никто из наших их не видит? Как они получают доступ к нашим людям? И какая имеется связь между теми, на кого они нацелились?
Часть меня хотела бы, чтобы у него были ответы, но у него их нет, и от нашего общего разочарования воздух становится напряженным.
Тяжело вздохнув, я встречаюсь взглядом с Дэниелом.
— Я сам наведаюсь к Ти-Мани. Мне нужно посмотреть этому мудаку в глаза и удостовериться, что он не имеет никакого отношения к этому безобразию.
Он отрывисто кивает.
— Понял, босс. — Он колеблется, прежде чем спросить: — А что произойдет, если он откажется пускать тебя к себе?
Вопрос резонный, но я не хочу его обсуждать. Я смотрю в глаза Дэниела, и в них отражается моя безропотность.
— Сочтем это за объявление войны.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
ДЖОРДЖИЯ
— Ты шутишь? — Я не могу подавить смех. — Я не знаю, как ты делаешь это изо дня в день.
Уэйд веселит меня уморительными — и чрезвычайно чудными — историями о проведенных арестах. Что еще лучше, у него тоже нет семьи, поэтому он не сходит с ума от празднования праздников, как это делают многие.
Поэтому не было ни одного вопроса типа «Как прошел День благодарения?» или «Не впал/а ли ты вчера в пищевую кому?».
Встреча была… освежающей, на самом деле. Мне не нужно притворяться, что я съела вчера тонну индейки. Мне не нужно притворяться, что я все еще напичкана едой до отказа.
— То же самое я могу сказать и о твоей работе. — Он рассматривает меня с противоположной стороны стола, поглаживая основание своего бокала для вина. — Нужен некто особенный, чтобы заниматься той работой, которую делаешь ты.
Я опускаю подбородок и отвожу взгляд, потому что комплименты всегда настораживают меня. Возможно, это потому, что я не чувствую, что моя работа заслуживает похвалы. Да, я отдаю ей все силы, но я не рискую своей жизнью, как Уэйд.
Я провожу пальцем по узору на скатерти, отчаянно пытаясь перевести разговор на другую тему.
— Извини. — Его хриплое извинение заставляет меня перевести взгляд на него. Раскаяние проступает на его чертах. — Я смущаю тебя, чего делать не надо. — Он наклоняет голову, его голос смягчается, а ухмылка становится обнадеживающей. — Особенно если я надеюсь убедить тебя пойти со мной на свидание снова.
Смех застает меня врасплох. Наверное, это потому, что он такой обаятельный. Разговор был легким. Спокойным. Уэйд умен и остроумен и, несомненно, обладает хорошей внешностью.
— Не думаю, что тебе придется долго меня убеждать. — Срань господня. Это прозвучало кокетливо. Вперед, Джорджия! Может, у меня получится. Может, я смогу быть нормальной…
Мой ответ вызывает на его красивом лице улыбку. Он поднимает свой бокал со скромными остатками вина в молчаливом тосте.
— Я выпью за это.
Я с улыбкой поднимаю свой бокал и отпиваю последний глоток, но мягкое вино словно застревает у меня в горле.
Под ложечкой зарождается паника и тревога подкатывает к горлу при мысли о том, что Бронсон узнает об этом свидании. Ведь есть вероятность, что он не поверит, что это просто свидание, хотя я и не собираюсь выкладывать Уэйду всю информацию — которой и в помине нет, — которой, по мнению Бронсона, я обладаю.