Она взволнованно потирает руки, и я шагаю за ней. Большой переносный вентилятор обдает ветерком, и я замечаю, что кто-то исхитрился протянуть длинный удлинитель туда, где есть источник питания.
Женщина жестом приглашает меня присесть за стол, а сама усаживается за стол, напротив меня. В центре маленького карточного столика аккуратной стопкой лежит колода карт большого размера. Она протягивает руку к ним, но только для того, чтобы постучать пальцем по поверхности карты.
— Для начала раздели колоду. — Как только я это делаю, она следит за тем, чтобы карты были сложены аккуратно, а затем жестом показывает, чтобы я положила на них руки. — Теперь задай картам вопрос, ответ на который ты желаешь узнать.
Мой первый порыв — спросить, почему умершие люди вдруг сами разговаривают со мной. Но я не могу спросить что-то подобное в ее присутствии. Она подумает, что я чокнутая, оторванная от реальности… и все такое.
«Ладненько… думай, Джорджия».
Единственное, что приходит мне на ум, это легкомысленный вопрос, и я выпаливаю его, не успев обдумать.
— Влюблюсь ли в парня, который проявил ко мне интерес? — внутренне я содрогаюсь от того, как по-детски я звучу, спрашивая, влюблюсь ли я в офицера Хендерсона. В Уэйда.
Пожилая женщина внимательно смотрит на меня, и меня охватывает жуткое чувство. Словно она видит меня насквозь и знает о моих внутренних мыслях.
Она раскладывает карты на столе, не глядя, с ловкостью, что говорит о том, что она делала это бесчисленное количество раз. Ее внимание по-прежнему приковано ко мне.
— Ты не относишься к Скорпионам. — Она утверждает это без всякой интонации, оставляя меня в недоумении. К чему она клонит?
— Нет, не отношусь.
— Но когда-то будешь относиться.
Мои брови опускаются. В меня закрадывается смущение.
— Эм-м, я в этом сомневаюсь, — осторожно заявляю я.
Женщина некоторое время изучает меня, прежде чем на ее лице расцветает медленная улыбка.
— А я не сомневаюсь.
Я хмурюсь, недоумевая, во что, черт возьми, я ввязалась. Затем она заставляет меня выбрать несколько карт. После этого она внимательно прищуривается на каждую из них, а затем смотрит на меня, как будто я могу предложить какое-то подтверждение или уточнение.
Наконец, она откидывается на спинку стула и постукивает указательным пальцем по столу, пристально глядя на меня. Тук, тук, тук. Пауза. Тук, тук, тук. Пауза. Каждое постукивание пальцем лишь усиливает мою тревогу.
Неловкость овладевает мной, пока я жду, когда она нарушит молчание. Должна ли я что-то произнести? Почему меня не проинструктировали поподробнее, как все это работает? А то я…
— Ты изменишь его.
Я замираю, поднимая брови в безмолвной мольбе о разъяснении. Когда она ничего не разъясняет, я задаю вопрос:
— Кого это я изменю?
Но она не отвечает мне прямо. Вместо этого она продолжает осматривать меня, как будто я — существо, прежде не виданное ею.
— Ты найдешь свою любовь, однако не поверишь в нее, пока не станет слишком поздно. — Ее глаза снова опускаются к картам, а брови образуют глубокую морщинку. — В конечном итоге может оказаться слишком поздно.
Ладно, это получается слишком жутко и совсем не так весело, как я думал.
— Звучит не слишком многообещающе, не думаете? — я заставляю себя рассмеяться. — Ну, думаю, мне пора идти.
Ее взгляд приковывает меня к месту, заставляя застыть на месте.
— Ты должна осознать это, чтобы не упустить любовь, чтобы не упустить его. Ты нужна ему… а он нужен тебе.
Ее голос становится мягче, и она говорит низким, приглушенным тоном, как будто доверяет мне.
— Вы научите друг друга любить и доверять.