— Твои волосы выглядят иначе.
Я пялюсь на него и жду, чтобы он уточнил. Но он не уточняет. Зато он просто окидывает меня критическим взглядом.
— Ладненько, — медленно растягиваю я слово. — Я буду считать, что ты имеешь в виду совсем другое, потому что ну… это же ты, и последую совету воспитательницы, когда в детском саду мальчики смеялись над моими рыжими волосами — не буду обращать на тебя внимания.
Я отвожу взгляд, чтобы поискать продавцов через его плечо, потому что, откровенно говоря, видеть его так близко — это все равно, что глядеть в упор на полуденное солнце. Это красиво, однако не умно и не полезно для меня.
— А теперь мне пора…
— Я не имел в виду ничего плохого.
Я моргаю, и мое внимание возвращается к нему. Он выглядит почти… смущенным, проводя пальцами по своим темным волосам. Бронсон еще больше взъерошивает их, но это как-то не умаляет его наружность. Его смуглая кожа контрастирует с белой рубашкой, которую он надел с джинсами, которые выглядят довольно поношенными, чтобы казаться мягкими на ощупь.
Бронсон прочищает горло, резко переведя глаза с меня на толпу. Темные брови сходятся вместе, прежде чем он, наконец, торопливо мычит:
— Я имел в виду, что твои волосы выглядят хорошо.
Не знаю, кто из нас больше удивлен, что он вообще заметил мои слегка волнистые волосы — или «выглядят иначе» — после того, как они высохли этим утром на улице.
Я сжимаю свои сумки, пытаясь сохранить невозмутимый вид, пока он переминается с ноги на ногу и скрещивает руки. При этом, естественно, ткань его рубашки натягивается на бицепсах. Чернильные рисунки, украшающие его предплечья, сдвигаются из-за напряженных мышц.
— Ну… — Боже милосердный, мы оба старательно избегаем зрительного контакта. — Мне нужно купить еще кое-то из списка, так что… — Про себя я морщусь, потому что я просто не могла не прозвучать так неловко.
Надеясь обойти его, я сторонюсь, однако он встает передо мной. Мои глаза встречаются с темно-карими, смешанными с золотом. Я вопросительно вскидываю бровь.
Его тон кажется любезным, но неверие окрашивает его черты. Морщины обрамляют его рот.
— Что еще есть в твоем списке?
Я недоверчиво кошусь на него.
— Ты спрашиваешь, что я еще планирую прикупить?
Он ненадолго прикрывает глаза и сжимает переносицу, а затем смотрит на меня со строгим, но сердитым выражением лица.
— Ты опять хочешь купить куриные грудки? Тебе нужен сыр? И еще один мясной пастелитос?
Я на мгновение пялюсь на него.
— Ты, скорее всего, не в курсе, насколько это жутко, верно?
Уголки его губ подергиваются. Будь это кто-то другой, я бы подумала, не борется ли он с улыбкой. Но это же он, так что, возможно, это просто какой-то странный нервный тик. Или колики.
Я усмехаюсь при мысли о том, что этот сильный, плохой и красивый преступник страдает от газов. О, сколько же радости это мне приносит.
Он сужает глаза.
— Что тут смешного?
Я отмахиваюсь от вопроса, непринужденно пожимая плечами.
— Ничего. В любом случае, я полагаю, что ты планируешь поторопить меня в сторону мясной лавки, так что…
Он сосредотачивается на мне, и мне кажется, что на мои плечи свалилась двухтонная ноша.
— Я решил, что раз уж ты пришла пораньше, то я прослежу за тем, чтобы ты успела добраться до других продавцов до того, как они распродадут товар.
Я пристально смотрю на него, а затем склоняю голову набок. Поднеся свою руку к уху, я наклоняюсь к нему: