Я мою руки, готовясь к обеденному перерыву, когда в моем кабинете звонит телефон. Когда я отвечаю, это Лесли с главного участка.
— Привет, Джорджия. Я хотела сообщить тебе, что у тебя есть посылка, и пахнет она божественно.
Меня охватывает замешательство, потому что я ничего не заказывала. Она добавляет:
— Офицер Хендерсон вызвался отнести это тебе, так что он скоро будет.
Я благодарю ее и, повесив трубку, бегу к двери морга. Остается надеяться, что он оставит меня в покое и быстро передаст посылку. Я действительно не настроена на разговор и уж точно не хочу повторять ничего, связанного с Бронсоном.
Я приоткрываю дверь как раз в тот момент, когда появляется Уэйд, и прижимаю ее к себе. Потянувшись за пакетом с едой, я говорю: «Спасибо», но он отодвигает его подальше от меня.
— Впусти меня, чтобы мы могли поговорить.
Я вздыхаю.
— Уэйд, я действительно не в настроении.
— Джорджия, — смягчает тон Уэйд. — Пожалуйста?
Я испускаю долгий вздох.
— Хорошо.
Распахнув дверь пошире, завожу его внутрь, в свой кабинет, где плюхаюсь в кресло за рабочим столом.
Он ставит пакет передо мной на небольшой свободный участок стола.
— Это доставили с указаниями передать тебе.
Нерешительно достаю из пакета контейнер и горсть салфеток. Как только вижу, что написано черным маркером на крышке пенопласта, замираю.
#2
Мой список. Он работает над моим списком, и под номером два значилось, что он жаждет на завтрак мамину Тостада Кубана.
Не могу точно определить, что именно заставляет меня рассматривать салфетки, но мои пальцы перебирают их. Когда я нахожу маленькую записку с отчетливым мужским подчерком, мое сердце подпрыгивает в груди.
«ТЕБЯ ЛЮБЯТ ТАКОЙ, КАКАЯ ТЫ ЕСТЬ».
Сжимаю салфетку в ладони, салфетка плотно прилегает к ладони, мягкая бумага покалывает мою кожу. Я как будто физически впитываю эти чувства.
Я могла бы легко пропустить записку на салфетке. Тот факт, что он хотел выразить это, зная, что нет никакой гарантии, что я вообще увижу его послание, деликатно разрушает мою защиту.
Уэйд пристально смотрит на меня, и я чувствую его любопытство, но он молчит. Я благодарна ему за молчание, потому что мне невыносимо говорить обо всем этом.
У меня все еще болит душа, когда речь заходит о Бронсоне Кортесе.
— Знаешь, я ходил к нему повидаться, — наконец говорит он.
Я не пытаюсь прикинуться дурочкой и спросить, кого он имеет в виду. Я молчу, чувствуя, что ему нужно выговориться.
Его губы сжимаются в тонкую сердитую линию.
— Я сказал ему, что он никчемный ублюдок, раз втянул тебя в свои дела.
Резкий смешок вырывается из моего горла.