— Какой самый важный ингредиент?
Abuela наклоняется ко мне с улыбкой, подчеркивающей ее и без того обветренную и морщинистую кожу, и быстро щиплет меня за щеку.
— Amor. Любовь. Это самый важный ингредиент из всех имеющихся. Не забывай об этом.
***
Спустя несколько часов я выхожу из закусочной сытой и любимой.
Это первый канун Рождества, который я провела в настоящей семье, которая беззаветно заботится и уважает друг друга.
Сегодняшний вечер кажется особенным, словно он является началом новой страницы.
Мы направляемся к тому месту, где на пустой парковке стоит машина Бронсона, когда Анхела внезапно останавливается.
— Черт. Мне нужно вернуться. Кажется, я забыла положить boniatillo в холодильник. — Она качает головой. — А еще я должна убедиться, что все конфорки на плите выключены. Для верности.
Abuela отмахивается.
— Мы никуда не торопимся. На дворе Noche Buena, в конце концов.
Анхела поворачивается, чтобы вернуться в закусочную, а мы медленно приближаемся к «Мустангу» Бронсона. Abuela держится за мою руку, чтобы не упасть, а Бронсон ловит мой взгляд и подмигивает. Он отпирает машину, как раз, когда раздается визг шин, и я замираю. Что за чертовщина?
— Пригнитесь! — кричит Бронсон.
Машина громко ускоряется, и когда я поворачиваюсь, чтобы заслонить Abuela, она отталкивает меня с большей силой, чем я ожидала от женщины ее возраста. Теряю равновесие и падаю на землю как раз в тот момент, когда раздаются выстрелы.
Поворачиваюсь и вижу, как тело Abuela падает на землю, а по дороге летит пикап, темная тонировка на окнах которого не позволяет разглядеть, кто находится внутри.
— Бля-я-ядь! — Бронсон бежит за пикапом с пистолетом в руке.
Бросаюсь к Abuela.
— Боже мой! Боже мой!
От паники у меня трясутся руки, тогда как я смотрю лежащую на бетоне Abuela, которая истекает кровью. Вдалеке раздаются выстрелы, и я вздрагиваю, подтягивая женщину ближе, чтобы она легла ко мне на колени. Знаю, что даже если бы я попытаюсь надавить на другую пулевую рану на ее шее, это не принесет никакой пользы.
Из-за той, что попала в ее лоб.
Провожу дрожащими руками по ее голове, мои слова вырываются с прерывистым дыханием, меня охватывает шок.
— Огнестрельные ранения. Голова и шея. — Не замечаю, как кровь пропитывает мою одежду, пока я прижимаю ее к себе.
Провожу кончиками пальцев по ее горлу, скользкому от сочившейся крови, и мой голос снижается до едва слышного шепота.
— То же, что и у остальных. Боже. — Моргаю, когда потрясение охватывает мое тело. — О Боже, о боже.
Позади меня Анхела разговаривает по телефону, ее голос истеричен, она требует вызвать скорую помощь. Пока я раскачиваюсь взад-вперед, со все еще лежащей на моих пропитанных кровью коленях головой, все, что я вижу в своем сознании, — это то, что только что произошло.
Она все знала. Она все знала и оттолкнула меня с дороги.
Откидываю назад ее седые кудри.
— Мне так жаль. — Мои слезы капают ей на волосы. — О Боже, мне так жаль. — Судорожные всхлипы вырываются из горла, и я шепчу снова и снова: — Простите меня. Мне так жаль.
Запыхавшийся Бронсон возвращается, его пистолет опущен.