— Появились хорошие новости.
— Какие? — ее голос все еще хрипловат, однако звучит гораздо лучше, чем прежде.
— Сегодня тебя выписывают.
Облегчение отражается на ее чертах.
— Слава Богу.
Придвигаю кресло рядом с койкой и жду, пока медсестра отсоединит капельницу и остальные приборы.
В палату заходит женщина в халате.
— Доброе утро, мистер Кортес. — Она улыбается Джорджии. — Это утро определенное доброе для Вас, мисс Денверс. Я отсоединю Вас от всего этого, чтобы Вы могли наконец отдохнуть и не чувствовать себя как аккумуляторная батарея.
Глаза моей женщины загораются благодарностью.
— Спасибо.
Медсестра быстро отклеивает маленькие лейкопластыри и провода, подсоединенные к монитору. Затем она снимает пульсоксиметр и капельницу, наклеивая на это место пластырь.
Она бросает на меня вопросительный взгляд, но я отмахиваюсь от нее, и она тихо уходит. Мне не нужна помощь, чтобы усадить Джорджию в кресло. Сам справлюсь.
При виде насупленных бровей настораживаюсь.
— Ты в норме? Тебе больно?
— Нет. — Тут же отвечает. — Просто… вспомнила, что, наверное, не смогу вернуться домой.
— Смело можно сказать, что дому требуется кое-какая коррекция, чтобы привести его в порядок. — Я уже отправил своих людей в страховую компанию, и ремонт должен начаться в ближайшее время. Нельзя, чтобы она переживала из-за этого безобразия.
— Точно. — Медленно выговаривает она это слово, впиваясь зубами в нижнюю губу. — Нужно проверить, смогу ли я найти отель…
— Рыжая. — Резкость в моем голосе останавливает ее. — Кроме моего дома, никуда ты больше не поедешь.
Когда она выглядит так, будто собирается возразить, спешу продолжить:
— Тебе некуда идти. У меня большой дом с кучей места и охраной. — Мои губы кривятся в усмешке. — Определенно лучше, чем любой долбанный номер в отеле.
Она протяжно выдыхает.
— Не знаю…
— А я знаю. — Наклоняю голову в сторону инвалидного кресла. — А теперь давай вывезем тебя отсюда.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
ДЖОРДЖИЯ
Сложно сказать, что я особо задумывалась над тем, как выглядит дом Бронсона, но это определенно не то, чего я ожидала.
Каменный барьер огибает территорию; он, воспользовавшись пультом охраны, открывает внушительные ворота и направляется к большому дому в стиле ранчо.
И когда я говорю «большой», я имею в виду «гигантский».
— Ни хрена себе, — бормочу себе под нос.
Он паркуется у широкой асфальтированной дорожке, ведущей к парадным дверям, и я отрываю взгляд от дома, чтобы взглянуть на него.