Мой желудок вновь громко протестует против опустошённости, и я прижимаю руку к животу, молча обещая поесть, как только доберусь до дома.
Меня окружает непривычно тёплый вечер, как только я выхожу из лифта наружу.
И вот тогда я это ощущаю. На меня вновь обращён взгляд. От покалываний в задней части шеи меня пробирает дрожь.
Оглядываюсь вокруг, задаваясь вопросом, не разыгралась ли моя паранойя, изучая тени, отбрасываемые множеством припаркованных автомобилей. Несколько фонарей, раскиданных по территории, не в состоянии озарить каждый «уголок и трещинку».
Первая мысль — Пол решил тут подождать меня, однако я не замечаю, чтобы кто-либо слонялся. Выпрямив спину, я быстрым шагом направляюсь к своей машине. Тёмные тонированные окна, препятствующие невыносимой дневной палящей жаре, в вечерние часы окрашиваются в зловещую и таинственную картину.
Лампочка на фонарном столбе рядом с моей машиной безудержно мерцает. Я нахожу иронию в том, что некоторые фонари на парковке участка либо перегорели, либо на грани к этому. Будто никто не ожидает, что кто-то здесь осмелится поучаствовать в каком-либо оскорбительном деянии, потому и нет никакого ощущения срочности в замене лампочек.
Нажав на брелок, как только я приблизилась к водительской стороне, поспешно открываю дверцу и проскальзываю внутрь, захлопываю и незамедлительно запираюсь.
Уговариваю своё колотящееся сердце успокоиться и не пугаться. Дурацкая лампочка в салоне автомобиля, которую нужно заменить, усиливает зловещее чувство.
Моя сумка неудобно зажата между мной и рулём, так что, когда собираюсь положить её на пассажирское сиденье, я почти взлетаю от потрясения при виде сидящего там человека.
— Святое дерьмо! — Я вцепилась в сумку, используя её как щит. — Что, чёрт бы тебя побрал, ты здесь делаешь?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ДЖОРДЖИЯ
На моём пассажирском сиденье развалился Бронсон Кортес, лицо которого ничего не выражает. В сущности, главаря банды, похоже, нисколько не волнует факт, что он только что напугал меня до усрачки.
Мерцание фонарного столба ведёт себя подобно странным световым вспышкам, частично освещая его лицо и танцуя вдоль его точеных скул.
— Что до этого произошло?
Я уставилась на него в смятении:
— Чего?
Мышца на его щеке, обрамлённая бородой, напрягается.
— Что. До. Этого. Произошло?
Настороженно рассматриваю его, мои пальцы крепко сжимают сумку. Его глаза устремляются на них, прежде чем вернуться к моим.
— Боишься меня, рыжая?
Уёбок. Я окидываю его ледяным взором.
— Знаешь, у меня есть имя.
— Я в курсе, — он незаметно поджимает губы, а взгляд становится холодным, — не люблю повторяться. Что до этого произошло?
— Без понятия о чём ты говоришь… — Я резко замолкаю от осознания того, что он неким образом знает о казусе с сэндвичем.
Склонив голову набок, я прищуриваюсь, гадая, что, чёрт возьми, он затеял.
— Чего это ты спрашиваешь о том, что стряслось ранее? — Меня охватывает подозрение. — Пытаешься сделать вид, будто не имеешь к этому никакого отношения?
Чёртова мышца снова дрогнула на его щеке, прежде чем его голос приобретает суровые нотки:
— Твою мать, рыжая, хочу услышать с твоих уст. Что за хуйня произошла?
— Слушай-ка сюда, приятель, — указываю на себя, — это мне доставили долбанный сэндвич с крысиной башкой, не тебе. Так что пора бы тебе остыть со своей хуйнёй, которую ты здесь устроил.