— А что, если твоя улыбка важнее всего на свете для той, кому… недавно сказал, что она важна для тебя?
Рыжей словно удается проникнуть в грудную клетку и сжать мое сердце в своих ручках.
— Хочешь моей улыбки, рыжая? — мой голос звучит хрипло.
Зеленые глаза поднимаются на меня и задерживаются.
— Да. Хочу.
Опираюсь предплечьями на стол и наклоняюсь, понижая голос.
— Тогда должен признаться — я солгал. — Тревога проступает на ее чертах. — Я сказал, что мы сделаем одинаковые татуировки через неделю, но на самом деле я предполагал, что мы набьем наколки после завтрака, и у меня на заднице будет вытатуировано «Рыжая» печатными буквами.
На ее лице заигрывает улыбка, которой я еще не видел, и она откидывает голову назад, смеясь.
И тогда я одариваю ее своей улыбкой.
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
ДЖОРДЖИЯ
Мы засиживаемся, выпивая чашечку кофе — Бронсон переходит на воду, — и говорим обо всем и ни о чем. О мелочах. О серьезном, например, о бизнесе по производстве самогона, который сейчас на подъеме. То, что он рассказывает подробности об одной из своих нелегальных работ, значит для многое.
Это значит, что он доверяет мне… и что он понимает, что лучше, если я не буду посвящена во все детали его незаконных дел.
Вдруг странное ощущение, словно кончики пальцев колют булавкой, заставляет замереть, когда я тянусь за чашечкой. Как будто я испытываю смешанную энергию. Некоторую муторность.
Мой телефон вибрирует в сумочке, издавая громкий гул в кабине. Поворачиваю голову, чтобы взглянуть в сторону звука. В животе все обмякает, потому что я знаю ровно двух человек, которые пишут мне, и один из них сидит напротив меня.
Глаза Бронсона слегка сужаются.
— Ну же. — В его словах звучит намек на вызов. — Взгляни, от кого оно.
Нехотя достаю телефон и смотрю на сообщение, высветившееся на экране.
ОФИЦЕР УЭЙД ХЕНДЕРСОН: Меня нагрузили работой, и я хотел убедиться, что ты бережешь себя. В последнее время на улицах творится всякое сумасшествие.
Настораживаюсь от выбранных им слов, затем отмахиваюсь от мыслей. Он же полицейский, в конце концов. Полагаю, для него это норма — беспокоиться о безопасности людей.
Я: Я берегу себя, так не стоит беспокоиться.
ОФИЦЕР УЭЙД ХЕНДЕРСОН: Хорошо, рад этому.
ОФИЦЕР УЭЙД ХЕНДЕРСОН: Я о тебе только и думаю, и не мог не заметить, что ты не написала касательно второго свидания…
Вот же невезуха. Барабаню пальцами по столу, прокручивая в голове, что сказать дальше. Нужно поступить правильно.
Я должна опустить его.
Когда я поднимаю взгляд, мои глаза тут же встречаются с бронсоновскими. Он ничего не говорит, однако глядит на меня с настороженностью, закинув одну руку на спинку сиденья в кабинке. Тот факт, что он не выхватил телефон и не отправил сообщение, равнозначное тому, будто я описываю защитный круг вокруг себя, играет важную роль. Это подкрепляет мою решительность в дальнейшем действии.
Я: Могу я просто написать, что мне абсолютно не нравится, что приходится сообщать об этом, написывая эсэмэски? Хотя, одновременно чувствую облегчение, что так оно и происходит, ибо я трусиха и не поклонница споров.
Глубоко вдыхаю, прежде чем продолжить печатать:
Я: Я не выходила на связь, ведь с моей стороны это было бы не совсем корректно. Я увлечена кое-кем, а это нечестно по отношению к тебе.
Нажимаю «Отправить» с надеждой о том, что Уэйд не сочтет меня злой стервой. В мои намерения не входило водить мужчину за нос.