«…они никогда не знавали, что такое война».
«Они не знают, каково это — оказаться в самой геенне войны. Пожертвовать собою. Подвергнуть риску все».
Бронсон не в курсе, что я уже испытывала на своей шкуре ад.
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
ДЖОРДЖИЯ
Напряжение между нами натянуто подобно резинке на грани разрыва. Он выпрямляется, и я все еще не знаю, что делать с растерянностью, которая обрушивается на меня, когда он отходит.
Его взгляд останавливается на розах, и черты лица омрачаются. Почти жаль букет, когда он бросает на цветы убийственный взгляд и бормочет: «Ублюдские розы». Складывается впечатление, что сам факт того, что другой мужчина подарил мне цветы, разъедает его внутренности.
Бронсон переводит взгляд на меня, и медлит, словно тщательно подбирает слова.
— Слушай… — Он проводит рукой по волосам, взъерошивая их еще больше, чем обычно. — Я не завожу отношений. Да, я трахал женщин, и на этом все. — Он сжимает губы в тонкую линию, глаза всматриваются в мои, словно он хочет, чтобы я поняла его. — Но в жизни я не был настолько поглощен женщиной, чтобы позабыть о защите.
Слова повисают между нами. Он высказался, но я пока не готова принять сказанное. Не готова признать, что то, что произошло между нами, было чем-то большим. Это слишком пугает.
— Я не доверяю людям. А те, кому я доверяю, уже доказали свою преданность. — Он невозмутимо выдерживает мой взгляд. — Не буду приукрашивать — я нехороший человек, рыжая. Но я делаю хорошие вещи. Я защищаю своих людей и ставлю на кон свою жизнь ради них. А в ответ, они мне преданы.
Вспоминаю людей на рынке и то, как они к нему относились. Вспоминаю местность, через которую проезжала, и то, как все выглядело ухожено — дороги без выбоин, и ухоженные газоны, и опрятные витрины магазинов, и фермерский рынок на набережной.
Это противоречит всем моим стереотипам о бандах и местностям, принадлежащим им.
— Я никогда не встречал женщину, которая, как мне казалось, могла бы понять, почему я делаю все это. — Бронсон поджимает губы. — Которая могла бы понять, почему мне пришлось стать чудовищем.
Бронсон замолкает, как бы давая мне время переварить рассказанное. Скрытый подтекст.
Проходит некоторое время, прежде чем я озвучиваю свое собственное признание, и мои слова звучат тихим шепотом.
— Не уверена, что я та женщина, которая тебе нужна.
На самом деле имея в виду: «Узнав мою тайну, ты не захочешь иметь со мной ничего общего, ведь я чудовище похуже, чем ты когда-либо сможешь стать».
— Может, ты и не уверена. — В его глазах мелькает тепло, отбрасывая часть угрюмости. У меня перехватывает дыхание от уверенности в его словах. — Но, рыжая? Ты должна знать, что, когда я делаю какую-то безумную хреновину, за этим всегда стоит цель.
Наступает короткая пауза.
— Так почему бы тебе не пообедать? — Он проводит ладонью по своей темной бороде движением, которое выглядит почти нервным. — Попробуй, вдруг не вкусно.
Из моих уст вырывается удивленный смех.
— И что ты сделаешь в этом случае? Попросишь доставить другую еду?
— Если понадобится.
Мой рот захлопывается. Потрясение проходит сквозь меня, а из легких выбивается весь кислород. Боже, как же давно у меня не было человека, который хотел бы заботиться обо мне. После Роя никому не было до меня дела.
И теперь этот человек — этот сложный мужчина, стоящий передо мной, — пытается сделать это… по-своему.
Хотя он хочет сделать это ради Джорджии, которую, как ему кажется, он знает. Женщины, которая работает в морге и не боится потягаться, когда его высокомерие нужно усмирить.
Не ради той женщины, с которой разговаривают мертвецы. Не ради чудилы, которая обладает способностью оживлять мертвецов.
Я заставляю себя дышать. На долю секунды мне хочется все рассказать, чтобы между нами не было тайн. Но я не могу.
Говорят, что история повторится, если не извлечь уроков из прошлого. Если я чему-то и научилась из своего прошлого, так это тому, что никто из тех, кто когда-либо знал обо мне правду, не смог принять меня. Полюбить. Воспринять меня как нормальную.