— Столько времени прошло… — Почему я не отвечаю согласием? Я становлюсь добрее к чертовому главарю банды. Это нехорошо. — Нет. Называй меня рыжей.
Черт. Я выпаливаю:
— Все это странно.
Его тон становится резче.
— Что странного?
— Ты не пришел и даже не позвонил после того, как мы… — Я захлопываю рот, чтобы остановить словесный понос, пока сокрушаюсь о том, как много я нечаянно ляпнула.
Мои слова встречаются тишиной.
— После чего? — его голос становится глубже, тон мягче. — После того как мы трахнулись?
Если бы это прозвучало как-то иначе, то я бы отправилась на самый верх спектра гнева и защиты. Но сейчас он говорит так, что его слова обволакивают меня, словно любовная ласка.
Не могу позволить ему или его вкрадчивому голосу отвлечь меня, поэтому просто отвечаю:
— Да.
Наступает небольшая пауза.
— Ты хотела, чтобы я добивался тебя. — Эти слова прозвучали как констатация факта, а не как вопрос.
— Ничего подобного, — огрызаюсь я. — Я так не говорила.
— Но это то, чего ты желала. — Тон Бронсона спокойный. — Ты хотела, чтобы я вернулся за большим. — Прежде чем я успеваю возразить, он добавляет: — После того как ты сбежала от меня с моей спермой, все еще капающей из твоей прекрасной киски.
Я резко вдыхаю из-за его грубой лексики. Но он просто продолжает.
— Ты хотела, чтобы я гонялся за тобой.
Внутри меня нарастает возмущение.
— Не хотела.
Отчаяние сменить тему удушает, и я задаю свой вопрос с резким, ледяным вызовом:
— Пытаешься подкупить меня или что-то в этом роде? Так вот зачем этот обед? Чтобы… не знаю… отстать от тебя, раз уж мы… ну, понимаешь. Или чтобы перестала тебя беспокоить, если попадутся другие трупы, которые как-то связаны с твоей бандой?
— Нет. — Огорчение осязаемо даже через телефон. — Блядь, нет же.
Меня охватывает сомнение, особенно после того, как тело заговорило со мной ранее.
— Сегодня на вскрытии было тело и… — При одной мысли об этом я вздрагиваю от беспокойства. Я напрягаю спину и заставляю себя продолжать: — Хосе Каламанка. В отчете говорилось, что он покончил с собой.
Мои слова встречаются мертвой тишиной, и холод словно проникает сквозь телефон, разливаясь по каждому сантиметру тела.
Я продолжаю:
— Он… он сказал, что ты его убил. — Я с трудом сглатываю сковывающий ком в горле. — Что ты был тем, кто выстрелил ему в голову.
На заднем плане внезапно раздаются звуки автомобильного движения, смешиваясь с быстрыми, тяжелыми шагами. Интересно, где он и что делает? Что, если он отправился убивать кого-то еще?
— Да, рыжая, я был тем, кто прикончил его. — Леденящий. Единственное слово, которым можно описать его голос. — И ни секунды не жалею об этом.
Он что-то бормочет кому-то, прежде чем раздаются быстрые шаги, как будто он поднимается по лестнице.