Читать книгу «По воле Магии» онлайн.
80/289
— Сколько сможете, столько и расскажете, — заявила Амелия. — Приступайте, Петер!
— Назовите себя, — скучным голосом начал задавать протокольные вопросы Петер Ругхарт.
— Юджин Холт.
— Где и когда вы родились?
— 10 июня 1953 года в доме номер 5 по Булуэр-стрит, Бутл, Англия
— Где проживаете сейчас?
— 65 Бенджамин-лэйн, Слау, Англия.
— Род деятельности.
— Аврор.
— Как и когда вы были завербованы Новой инквизицией Ватикана.
— Это долгая история.
— А мы никуда не спешим, мистер Холт, — сказала Амелия Боунс, — думаю, что называть аврором вас уже нет смысла, так как, как бы все для вас ни закончилось, аврором вы уже не будете никогда.
— Да я бы прямо сейчас этого драного гиппогрифа…
— Уолтер, — прикрикнула на Главного аврора Амелия, — если вы будете встревать в допрос, мне придется попросить вас уйти.
— Не надо! Обещаю, я буду нем как пикси в заморозке!
— Продолжайте, Холт, — сказал Ругхарт.
— Так вот. Вы все, конечно, знаете, что я — маглорожденный волшебник. Родился я в небольшом пригороде Ливерпуля, в двух минутах ходьбы от порта в бедном рабочем квартале, где живут те, кто работают в порту и в доках. Там работал и мой отец. Работал, пока ему на погрузке не раздробило кость на правой ноге сорвавшимся с такелажных креплений контейнером. Работу он из-за травмы потерял, но приобрел инвалидность с небольшим пособием, которого только-только хватало, чтобы нам не умереть с голоду. Поначалу отец нашел посильную для себя работу — устроился контролером проходной на склады одной из транспортных компаний — и одновременно с этим начал выпивать. Сначала по выходным, потом по выходным и пару раз в будни по вечерам, а там уже и каждый день он приходил домой изрядно нетрезвым. Хорошо, что выплаты по инвалидности получала в портовой администрации мать, так как денег, заработанных им мы не видели практически никогда.
Улица, на которой мы жили, представляла собой длинный краснокирпичный барак по двум сторонам от дороги со множеством отдельных входов в крохотные квартирки. Соседи жили примерно также как и мы, кто-то, у кого отец не пил и был здоров, тот получше, но не намного. Мы, дети, старались тоже как-нибудь подзаработать. И не все эти способы были легальны. Вдруг, летом после того как мне исполнилось одиннадцать лет, к нам домой пришел Альбус Дамблдор, бывший тогда деканом Гриффиндора, и сказал мне и моей маме, что я волшебник.
Я, конечно, что-то такое подозревал, так как мог взглядом слегка вытащить бумажник из кармана у подвыпившего гуляки, чтобы потом было легко его достать пальцами. Но думал, это так, что-то вроде небольших сверхспособностей, как у героев комиксов. Что я такой недоразвитый супермен. Но что я настоящий волшебник, я не думал. У детей в таких районах очень сложное отношение к волшебным историям — ни хрена они в них не верят. Мне было проще поверить, что я попал в детстве под какой-нибудь супер-луч и приобрел мои способности, чем в то, что Мерлин — реальный человек, а не такая же выдумка, как Father
Christmas. [60] Можно мне воды?
— Конечно, — сказал Ругхарт, взял стакан и наполнил его с помощью агуаменти. Потом понял, что у Холта обе руки пристегнуты наручниками, и дал знак Ньюболду освободить одну, чтобы Холт мог держать стакан. Юджин выпил половину стакана и продолжил:
— Так вот, узнали мы с матерью, что я волшебник. Альбус сам отвёл меня на Диагон Аллею, помог купить всё к школе. Многое было далеко не новым, но мне все происходящее казалось таким фантастичным, что на такие мелочи я не обращал внимания. Весь наш поход за покупками Дамблдор рекламировал мне свой факультет, уверяя, что для волшебника, рожденного не в волшебной семье, это лучший выбор. Так я и распределился на Гриффиндор первого сентября 1964 года.
Там было интересно. Два-три раза в неделю к нам в гостиную приходил Альбус и рассказывал свои прожектёрские истории, как мы, маглорождённые, будем здорово жить, когда станем полностью равны в правах с чистокровными. Призывал нас быть прогрессивными волшебниками, не тащить в свою жизнь отсталые традиции, за которые стоят чистокровные, а наоборот, приобщать магический мир ко всему современному, в том числе и магловскому, так как нам, маглорожденным, ближе маглы, чем чистокровные волшебники. В детище Дамблдора, дискуссионный клуб «За новую Британию» пускали студентов только начиная с пятого курса, но мы всегда поджидали где-нибудь в арках коридора его окончания, так как часто после жарких теоретических дискуссий за пределами клуба возникали магические поединки и банальные драки на кулаках «по-магловски». Дамблдор потом конечно, вроде бы, воспитывал участников с нашей стороны, вещал о том, что насилие — это не метод Светлых сил, и всякую такую чушь.
Так я проучился, развлекаясь, два года, а летом перед третьим курсом, когда мне исполнилось тринадцать лет, мой отец в пьяной драке зарезал человека и сел в тюрьму на долгие двадцать лет. Мы с матерью лишились всех средств к существованию. Удачей было то, что хоть жилье было у нас в собственности с «хороших времен». Я уже умел кое-что покруче, чем подтащить повыше бумажник в кармане. Но еще недостаточно много, чтобы провернуть какие-нибудь большие дела. Два года в спальне я тренировал три заклинания невербально и беспалочково. Это сомнус — мгновенный и глубокий сон для всех болтунов, которые не дают спать; акцио, для призыва, не вставая с кровати, нужных мне вещей; редуцио, уменьшающее громоздкий и тяжелый сундук, для переноски его в кармане сначала по Хогвартс-Экспрессу, потом по дороге в Ливерпуль, а оттуда в Бутл. Больше ничего мне и не требовалось.
Выкрав из кошелька матери последние десять фунтов, я на автобусе поехал Ливерпуль, а там подался на железнодорожный вокзал. Призвал десяток бумажников у джентльменов побогаче, и пару чемоданов у модных дамочек маминого размера с детьми похожих с моими габаритов, быстро уменьшил все, рассовал по карманам и вернулся домой. Заперевшись в своей комнате, я распотрошил бумажники и пересчитал свой улов, который был больше в два раза, чем отцовская пенсия по инвалидности за
81/289
целый год. Половину денег я отложил для матери, а половину оставил себе. Потом разобрал чемоданы. Оказалось, что я разжился шикарным и очень разнообразным гардеробом, достойным обеспеченного паренька. В Хог мне оставалось купить лишь мантии. Да и мать теперь была одета как королева. Ей я соврал, что ездил в офис армии спасения, где мне выдали кучу ношеных вещей и всяких дамских штучек, что туда посдавали богатые и сумасшедшие дамочки. Все это я обновил своим волшебством. Мать в магии ничего не понимала и, конечно, поверила. Даже про косметику, недорогие украшения и всякую ерунду типа щеток для волос, зонтов и дорожных несессеров. А когда я ей сунул деньги и сообщил, что это мне прислали из попечительского совета школы, то она просто разрыдалась от счастья. Я же ей велел теперь следить за собой, когда у нее столько всего для этого есть, и присмотреть себе мужика поприличнее.
А через неделю ко мне подкатил один алик [61] и спросил, правда ли я учусь в закрытой частной школе; я спросил, что ему за дело. А он сказал, что есть возможность для меня неплохо подзаработать. Что в таких школах всегда полно апперов, а если в нашей еще и нет, то тех, кто идёт на экзамены, легко можно заставить снюхаться, дав им попробовать пару раз шмыги и возможность оценить эффект за бесплатно, а потом толкать им уже за деньги.² Я сказал, что подумаю, и надумал, что тем, кто идет на OWL и NEWT, амфетамины очень даже понравятся. Встретившись еще раз с тем аликом, я купил у него приличную партию, которую всю сбыл за первое полугодие с тройным наваром. Волшебники просто пришли в восторг от этого «волшебного порошка». На зимних каникулах я затарился вдвое от первой закупки, но и этого не хватило — товар закончился прямо перед экзаменами, и у моих апперов начался абстинентный синдром, с которым они загремели в больничное крыло и, конечно же, сдали меня. Я чуть не вылетел из Хога, но один человек спас меня, взяв при этом магическую клятву, которую можно коротко назвать клятвой вечной верности и служения, подкрепленную после моего выпуска непреложным обетом.