Город открылся мне совершенно с другой стороны, нежели та, которую я увидела по приезду. Но сердце все равно рвалось домой, в небольшой уральский городок, в размеренную и понятную жизнь. Я не могла поверить, что та Надя, которая бежала из деревни сломя голову, теперь в новой жизни нашла в деревне свой покой и свое предназначение.
Началось это когда в доме появилась Лидия и ее девочки-художницы, усадьба будто поменялась не только изнутри, но и снаружи: большой и когда-то не особо приветливый, как бывшая хозяйка, дом стал вдруг похожим на печатный пряник. Лидия даже и не старалась. Дом расцветал под ее: «мне думается, нужно покрасить наличники. Белые наличники точно освежат атмосферу во дворе». Они красили, чистили, мели и снова красили.
Даже Нюра вытащила из каких-то только ей ведомых закромов новые занавески, накидки, салфетки для мебели с легкомысленными кистями, разноцветные половики для коридоров вместо однотонных серых.
Поскольку телеграф, хоть и развивался, по нынешним оценкам, семимильными шагами, написать в разные города еще было нельзя. И я ехала в Троицк, понимая, что придется самой с тремя узлами обновок для Германа, рожками и прочей утварью добираться с вокзала до Верхнеуральска.
Евгений велел отправить с вокзала парнишку к нему в дом с письмом. По его указанию за мной должна приехать удобная карета и отвезти домой. Я отнекивалась, но понимала, что дело здесь даже не в деньгах, а в безопасности, и рисковать глупо.
— Я даже не представляю, как и когда смогу отплатить вам тем же, Евгений! – когда проводник сообщил, что провожающим пора выходить, сказала я. Мы стояли в небольшом купе, заложенном всякой всячиной, и смотрели друг на друга.
— Я думаю, вы найдете для меня место в своем сердце, Наденька. Потому что я не собираюсь оставаться вашим другом. Теперь, когда между нами вообще нет тайн, думаю, можно представить: как бы было хорошо, если бы мы с вами были вместе.
Я видела, каких сил ему стоило это заявление. Но какая-то предательская радость от услышанного будто не давала мне отнекиваться и говорить должные в такие моменты слова.
— Я-аа… вы знаете…
— Да, я знаю, что вы замужем фиктивно. Даже не ради наследства или удобства. Но придет время, и ваше сердце захочет любви. И я хочу, чтобы вы знали: претендент на вашу руку уже есть. А сердце… для него нужен единственный человек. Если бы я мог стать им, вы не представляете, что бы тогда смог и ради вас, и для вас.
— Вы так смутили меня, - я не хотела спорить, строить из себя обиженную дурочку, которой отказали в дружбе, много значащей для нее.
Евгений улыбнулся, на секунду сжал мои ладони в своих. А потом поцеловал правую и поторопился к выходу.
— Вы единственный среди претендентов и останетесь единственным, Евгений, - крикнула я, когда он спрыгнул с лестницы поезда.
— И самый счастливый после ваших слов, - ответил он и зашагал по перрону рядом с движущимся составом.
Впервые я почувствовала, что часть моего сердца отделяется от целого, оставаясь на холодном туманном вокзале Петербурга. Впервые я поняла, что значит найти и потерять в один момент. Стало безумно больно хотя и радостно одновременно. Эту кашу из эмоций, совершенно противоречащих друг другу, мне предстояло переварить в дороге и приехать домой с единственным правильным решением.
---------------------------------------------------------------------------------------
Друзья, спасибо за ваши комментарии, за вашу высокую оценку к этой книге, за ваши награды и звездочки! Стараюсь отвечать всем!
С Благодарностью, ваша Марьяна.
Глава 57
Поступила я так, как распланировал Евгений. И через час после нашего прибытия человек из усадьбы его отца в Троицке пришел на вокзал, чтобы забрать нас и наши вещи.
За время пути мы так сроднились с малышом, что даже выглядела уже как молодая мамочка. А мальчик, ранее лишенный ласки и внимания, успокаивался моментально, как только оказывался у меня на руках.
В Верхнеуральск мы приехали засветло, но к крыльцу подъезжать я не велела. Мы въехали через рабочие ворота, где нас встретил взволнованный Фирс. За ним летела Нюра, Глафира. А когда мы выпустили со двора карету семьи Рушанских, на дворе показалась Лидия.
Бабы выли при виде младенца. Мои подруги даже не выспрашивали ничего, принимая маленького члена семьи из рук в руки и передавая друг другу.
— Какая же ты, Надюша… настоящая, бесстрашная, - прижавшись ко мне, со слезами на глазах сказала Лидия.
— Это вы все настоящие, и одна я точно не справилась бы. А Осип? – я осторожно осмотрелась.
— Да с девочками нашими в мастерской. Допоздна там трудятся. Я вижу, что переживает за тебя, но дело делает. Раз обещал до конца сентября сделать положенное. Авдотья с Анной уже мастера не хуже меня. Увидишь – обомлеешь! – успокоила меня Лидия.
Мужики занесли в дом наш скарб. Глафира побежала приказать истопить баню, поскольку младенца срочно надо было отмыть и отпарить от городской и дорожной грязи.
— Мы чичас гусиного али свиного жира нутряного принесем, попарим тебя, всего смажем: никакого скрипа не останетси, - Нюра никому не давала мальчика, полагая, что самая здесь надежная и серьезная.
— Может, кормилицу поискать? – предложила я.
— Да ежели он ужо молоко ест, и не надоти. Козье будем разбавлять. Целенькое пока рано, животик болеть будет. А разбавленное – хорошо. А потом и кашки наварим, как приживется. Ой, счастье ведь какое привалило в дом. Никто и не думал, что бородавка эта такую радость нам родит!
— А Петр-та? – спросил Фирс.