— Вот эта рукодельница, Поликарп Иваныч, - указала на меня Лидия. Я поклонилась и улыбнулась.
— Значится… у вас есть для нас что-то, чего мы никогда не видели? – спросил мужчина в темном сюртуке, под которым переливался атласный жилет яркого, какого-то фантастически зеленого оттенка. Поликарпу было чуть за пятьдесят. Он старел очень красиво: борода и усы аккуратно подстрижены. Кисти рук, сложенные на колене, выхолены и белы. Ногти аккуратно подстрижены и подпилены.
— Да, - решила не тянуть кота за хвост и вынула из тряпичной сумки поднос. Я чувствовала себя неловко в этой обстановке и в этой компании. Чего не скажешь о Лидии. Она словно всегда вращалась в высшем обществе. И сейчас смотрелась здесь уместно, в отличие от меня.
— М-м, в этом и правда что-то есть. Эдакий деревенский колорит. Но он, будь не ладен, как раз входит в моду, - озвучил свое видение Поликарп и передал поднос в руки девушки справа.
Позже я заметила, что одна из них не полная, а беременная. Ей-то как раз поднос пришелся по душе больше первой. А когда я вынула шкатулку, увидела, как округлились ее глаза.
— Какая прелесть! Лидия Львовна, да вы же нам принесли бриллианты практически! – девушка поворачивала яркую коробочку, наблюдая за тем, как под наклоном цветы обретают объем.
— Елена, будь скромнее. Это обычные «самовары»! – с долей иронии осек ее отец. Под самоварами он, видимо, имел в виду деревенские безделушки: яркие, безвкусные, но для середняка вполне подходящие.
— Ну, как их назвать, вам виднее. Только вот больше их пока никто не делает. И то, где они в Троицке начнут появляться в первую очередь, зависит от расторопности продавца, - спокойно и с улыбкой ответила я на его великосветское «фи».
— Ну же, барышня, неужто вы обиделись. Я как раз не планировал обижать. Я высоко оценил работу. Без самоваров, знаете ли, не испить чаю! Мы готовы открыть небольшой отдел в конце магазина. Вы будете лично привозить нам изделия раз в неделю, потому что полки не должны быть пустыми, - поставил он условие.
— Я согласна! А теперь давайте договоримся о цене. Отдел – не отдел. А полку я вам буду привозить, - ответила я.
— Хорошо. Через две недели жду вас. Я или кто-то из девочек всегда находимся здесь. Сможете за это время сделать по два десятка подносов и шкатулок? Подносы я возьму за семнадцать рублей, а вот шкатулки, наверное… - он покусал нижнюю губу, отчего борода его заходила ходуном. – За девятнадцать!
— Согласна! – в моей голове моментально пронесся весь процесс работы, малая выгода от продажи. Но этот магазин нужен мне был для другого! Я не сдавалась и верила, что шкатулки с миниатюрами «выстрелят».
Рынки и ярмарки — это хорошо. Но они гарантировали только деньги. А вот такие магазины могли вывести на покупателя, приходящего за дорогой посудой!
Лидия цвела маковым цветом, довольная свершившимся договором. Я понимала, что она хотела быть полезной. Может, она и не знала, что хранимые ею работы мужа стоили на деле куда дороже. Но понимала: мои деньги спасли ее не от голода даже. Спасли от унижения, от подачек.
Фирс и Нюра ждали меня у дома Лидии, когда мы подошли туда. Я рассказывала своей взрослой и мудрой подруге о моих планах на ее миниатюры, и та задумалась.
— А ведь ты права, девочка. Большое дело попасть на полки этого магазина. Ты хоть и не очень хороший художник, но прекрасный делец с острыми зубами и прекрасной улыбкой! Кто-то говорил тебе, что ты очень красива? Такие девочки особенно хорошеют к двадцати годам! Не вздумай подарить эту красоту проходимцу! – Лидия быстро перескакивала с темы на тему, но ее выводы мне нравились.
Только вот мой внешний вид меня заботил пока менее всего. Да и от проходимцев я себя обезопасила, выйдя за человека, который годится мне в дедушки! Ведь Осипу сейчас было больше шестидесяти.
В июле заканчивалась страда: поля были богаты народом, торопящимся убрать урожай, пока стоит вёдро. Вечером бабы тянулись домой с песнями, большинство которых вводило в тоску.
— И почему они повеселее-то не могут ничего петь? – озвучила я свои мысли Глаше и Нюре, когда мы спустились к укромному местечку на берегу, чтобы искупаться.
— С энтими грустными песнями вся тоска из тебя выходит. Ежели не петь про её, она вся внутри застревает, комкается и болит. А коли поешь, так она со словами и вываливаетси! – ответила Глаша, как всегда, словно взяв ответ из случайного генератора слов.
— Вываливается, значит? А потом с земли куда девается? – еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться, спросила я. Нюра понимала, что я подшучиваю над простоватой подругой, но всегда включалась в наши шутки.
— В соль превращаетси, Надь. Слышала, поди, про «соль земли»? Вот она из грустных песен вся и состоится. Дожжами ее смывает в землю, потом мужики добывают. И опять на стол, - ответила Нюра без смеха.
— А бабы ведь страсть как соленое любят. Вот и получается круговорот тоски в бабах, - закончила я, и мы повалились в воду, заливаясь со смеху!
Во второй раз я привезла подносы и шкатулки через еще две недели. Договорились на эти сроки. От первого привоза не осталось вообще ничего! Радовало это: деньги были очень кстати. Но тревожила постоянно эта недоступная высота, задуманная с миниатюрами.
Каждый раз, приезжая в Троицк, заходила в издательство, но там меня ничего и никто не ждал. Подавала объявления. Договорилась с Лидией, что приходить будут к ней, показывать работы. Раз она понимает, увидит мастера. Но и там было тихо.
В момент, когда не милы стали мои текущие работы, и хотела было отказаться уже от продаж в магазине, пришло письмо от Лидии. Она нашла сразу двух девочек и просила меня приехать.
Я привезла в магазин очередной набор изделий, которые рисовать могла уже с почти закрытыми глазами. На выходе столкнулась с мужчиной. Подняв голову, я увидела Евгения.
— Я знал, что этот платок подойдет к твоим глазам! – широко улыбнувшись, сказал он. И мне показалось вдруг, что это совсем другой человек. Уверенный в себе, высокий, красивый, статный. Я не могла понять, почему. И в какую-то секунду до меня дошло: он не прячет родимое пятно!
Глава 51