Читать книгу «Крепостная» онлайн.

— Надюша, это ведь не на нашем рынке продавать! Это надо везти в Оренбург, а еще лучше в Петербург! – шептал мой муж, и я чувствовала, что он не нахваливает просто так. Он знал толк в дереве, в деревянных изделиях, любовно начищал их и проверял тонким скальпелем, насколько поднимаются ворсинки. А если не нравилось, принимался работать еще усерднее.

— Скажете тоже, барин…

— Наденька, ну хватит уже меня барином звать. Не мужем, так уж Осипом зови. Можно и без отчества. Мы тут в мастерской, знаешь ли, простые самые люди. Без званий и каких-либо отличий!

— Ну нет уж. Коли не барином, то по отчеству надо, ба… Осип Германыч. Субординация, да и старше вы меня раза в два. Мой комплимент не был специальным, потому что мозг мой не привык еще, что мне и двадцати нет. А сказать, что старше раза в три, язык не поворачивался.

— Больше чем в три, лиса ты хитрая! – довольный барин цокал языком и звал пить чай.

В солнечные деньки под навесом у мастерской столом становилась любая груда из досок или широкий чурак. Чай мы пили в обед на улице, чтобы дать глазам отдых на весеннем солнышке. Да и привыкать к нему надо было после длинной зимы.

Я хохотала вместе со всеми над неловким Николашкой, потом нашла под сенями кошку с котятами и захотела забрать в мастерскую. Хорошо, Осип сразу свел брови и предупредил, что когда эти котята окажутся на столах, если сами не испортят мои рисунки, то шерсть их будет из лака торчать стоймя.

Кошку я трогать не стала, а одного рыжего, как ржа, котенка забрала в усадьбу. Осип не заругал, и даже впускал его в свою комнату вечером на часок, чтобы тот «прогрел» ему грудь. Уж больно полюбил котейка возлежать на барине.

Назвали озорника Васькой. Да, и тогда коты были «васьками» и «мурками». Я предложила «рыжик», но все глянули на меня, как на дурную.

С нетерпением ожидая ярмарки и первого своего капитала, я потирала руки, словно муха, усевшаяся на чашку с вареньем. Видимо, свои «лапки» потирал и плохо спал от скорого капитала мой «друг и соратник» Бохай. Вечером, приехав домой, я узнала, что китаец приходил днем, искал «доблый балысня бальсые гласа».

Я строго-настрого запретила разглашать адрес мастерской и велела Глаше, коли придет, заставить ждать или вечером прийти.

И следующим вечером он встречал нас у ворот, нетерпеливо переступая кривыми, будто всю жизнь ездил верхом, ножками.

— Говолить плисоль, балысня, - не дождавшись, когда я выйду из коляски, заявил Бохай.

Осип знал историю про китайца, которого изловила Нюрка. В усадьбе ее знали все. Обросла она уже такими небылицами, что представляли нас с подругой чуть ли не героинями вестерна.

— Говори, Бохай. Соскучился по подносам? – я проводила Осипа в дом и осталась разговаривать с моим первым бизнес-партнером.

— Тосьна готова поднос? Двасать? – уточнил он.

— Готовы. И прямо в первый день ярмарки я тебе их принесу! – пообещала я.

— Я накопиль тлиста сесть сетыле…

— Триста шестьдесят четыре? Рубля? С трудом разобрала я его слова.

— Да, да, - он часто закивал, отчего стал похожим на игрушку, которые ставят в автомобилях. Я сдержала улыбку.

— Ну отлично. Тогда до встречи, - я хотела домой. Гланя должна была натопить баню. А потом, уложив Осипа, мы должны были посидеть с моими подругами в кухне за чаем со специальной Нюриной настойкой, которую та капала в чай исключительно «для светлой кожи».

— Не, не, не ходи. Я плисоль говолить, сто не отдавать поднос больсе никто! – серьезность Бохая зашкаливала.

— Нет, не отдам, а почему ты так беспокоишься? Боишься, что мне больше предложат? Тридцать рублей, помнится, ты предложил, дружочек!

— Нет, нет, балысня. Могут и давать, но потом больсе не станет. Длакон, китайский сад узе не покупайса. Никто не плосит китайскай сад и длакон! Я плодавать два в Китай, два в Тлоицк, пять самый богатый тут люди, - он перечислял мне места, куда он задумал двинуть мое «искусство». И до меня тут начало доходить, что он вовсе не простак в бизнесе! Он кидает затравку для крупного сбыта!

Глава 47

Май переставал дышать зябкими утрами, не стало тоненькой ледовой корки на воде, в бадьях, оставленных с вечера. И кое-где осторожно, будто первые разведчики, горели желтыми пятнами одуванчики.

Городок принаряжался, стряхивал с себя грязь и серость, постоянных спутников ранней весны. Люди тоже как будто выпрямлялись, чаще поднимали лица к синему, свежему, будто умытому небу.

Дома царила атмосфера покоя и даже чрезмерной тишины, словно все боялись сглазить, потревожить, наконец обретенный покой, и ждали подвоха.

Чистили двор, засыпали опилом, который впитывал влагу, и снова выметали. Народу поубавилось, а с ними ребятни, возившейся за заборами на уложенных для будущей стройки бревнах: начинались весенние работы. Мужчины проверяли инструмент, женщины выводили одичавший за зиму скот на огород. И телята, не видевшие еще ничего, кроме тесной темной закуты, бросались бегать, высоко подкидывая задние ноги.

У меня было готово все, что по плану я должна была отдать Бохаю на продажу. Сейчас я думала, что надо было договориться о реализации и загнуть цену повыше. Но задним умом, как говорится, богаты все.