Читать книгу «Крепостная» онлайн.

— Мужики по лес уехали. Там за татарской слободкой есть пильня. Вот у них, говорят, много обрези сухой. Нам в самый раз на подносы. Готовых-то, почитай, не осталось. Надюша хотела расписать. Вот. Я три оставил. Остальные забрали, - Николай проводил меня к приготовленному месту, указал на краску в стеклянных бутылках и принес деревянный стаканчик с кистями. – Вот. Что есть, то есть.

На небольшие досочки-обрезки я налила чуть краски, осмотрела небольшой, в диаметре не больше двадцати сантиметров, деревянный поднос, погладила и оценила качество зачистки.

— Ни волоска не сыщешь, барышня, - заметив мою придирчивость, хмыкнул и забасил Николай. Осип тоже улыбнулся. А я заметила, с какой радостью он выглаживает тряпочкой деревянную вазу.

Я помнила такие вазы. Они стояли у бабушки в горке и пахли старинным лаком. Внутренности этой вазы похожи были на матрешку. И разглядывать незакрытое лаком нутро было одним из моих любимых занятий.

Портить поднос я боялась. Краску не сотрешь. Один неверный мазок и придется сушить и зачищать по новой.

Когда Николай принес нам чай, я погрузилась уже в самую настоящую неуверенность.

— Чаво измышляешь? Бери да делай! Своя рука – хозяйка!

— Спасибо, Николаша. Вот чаю попью и начну, - ответила я, но руки потянулись к зеленой краске.

Кисточкой сделала четыре мазка, как самые дальние, самые незаметные листики под бутоном.

И потом в голове будто раскат грома! Совершенно ясно и точно предстала федоскинская живопись, коей украшены были шкатулки, портсигары, монетницы и подарочные коробочки в каждом доме.

Прелесть ее была в многослойности. Сначала рисовался задний фон, ждали, когда высохнет. Потом еще один и еще. Допустим, хотите вы изобразить на фоне неба березки, а перед ними барышню, так и пишете: сначала небо безбрежное синее, сушите. Следующим слоем — облака, а потом березки. И так далее, пока поясок на сарафане последним не пропишете.

Живопись эта получалась объемной, словно живой. А между слоями использовали сусальное золото, металлические порошки, тонкий перламутр.

И руки мои тут же обрели уверенность. Я аккуратно убрала зеленые мазки, взяла широкую кисть и закрасила поднос черной краской. Ждать нужно было долго. А сидеть без дела не хотелось.

— Николаша, есть у тебя обрезки размером с поднос? – я подошла к нему сама, и мужичку, похоже, стало немного не по себе от этого моего самоволия.

— Найдё-отси! В нашем хозяйстве, Надюша, и вилы – корова, и лопата – хлеб, - он быстро вытащил досочки из-за печи и сам принес мне их на стол. - Рисуй, сколько душа твоя желает.

— Спасибо, ты хороший и добрый парень, - не придумав другой похвалы, ляпнула я, и тот залился красным.

На доске мне хотелось отработать мазки. Если попробовать нарисовать пион, сначала нужно изобразить самые раскрытые лепестки. Чтобы увидеть разницу, рисовала я их и синим, и зеленым. Чтобы потом у меня белый с красным переходом получился идеально. К вечеру третья доска была похожа на картину. Правда, вполне посредственного художника, но очень необычную.

Решила оттачивать мастерство столько, сколько нужно, а на единственном подносе каждый день добавлять слои.

В усадьбу приехали мы к ужину. Или ужин подали, как только мы разделись да по комнатам разошлись переодеться. Нюра прибежала, не стуча, и затараторила:

— Тебя пока не было, ор какой стоял! Хоть мертвых выноси! Петруша свою кралю только по мордасам не трогал, а так… наоралси-иии! На год вперед!

— Ну, хорошо, что меня не было. Завтра снова уеду. Я в мастерской сегодня поднос расписывала. Вернее, начала только. Если понравится, я тебе в приданое набор целый распишу, подруженька, - я притянула Нюру на кровать рядом с собой.

— Айда, блаженная. Глафира там одна чичас так накроет, что не раскроешь ни в какую! Она ить что стаканы, что бокалья – все в одно место горазда пристроить.

— Не бокалья, Нюра. Бокалы! – я засмеялась, глядя на нее, и на душе стало так хорошо, так тепло и не страшно, что жить захотелось еще сильнее, чем прежде.

— Тьфу на тебя, пропащая! Каво ты тама нарисуешь? Кистей в руках не держала. Каким цветом трава, только из окна и видела!

— Ну уж не скажи, Нюра. Вот увидишь! Напишу еще таких красот, что народ в очередь будет вставать за моими подносами и шкатулками! – уверенность внутри меня росла и росла!

— Прям так и в очередь? До ворот али до самой церквы встанут? Надо баб предупредить, чтоб не расходились по городам. Кто-то ить и воду им носить на жаре должон! – Нюра хохотала, заливаясь, а я с ней.

— Чумички, вы чаво разорались? Осип даж ложку положил и вас слушает, - в комнату заглянула Глафира. - Про чо смех-тат?

— Потом расскажу, - шепотом ответила я и направилась в гостиную. Там непривычно громко стучали ходики.

Клара без пудры, в простом широком, может, даже принадлежавшем Домне платье, в теплой безрукавке была не похожа на себя. Петр наблюдал за тем, как она осторожно и, кажется, даже с опаской ела суп. Осип посматривал в газету между ложками супа. А доктор крутил головой, рассматривая всю эту незадачливую семейку.

— Надежда, добрый вечер. Как хорошо, что вы поймали мадам Клару, - видимо, доктор нашел единственную возможную тему для беседы.