— Ну, давай, говори, чего тут у вас, - спросила я, как только мы разминулись с Нюрой, а Глафирой вместе пошли на кухню за самоваром и сладкими пирогами.
— Чаво? Ничаво не стряслося, Надя, - вылупив на меня глаза и остановившись, шепотом ответила подруга.
— Я думала, мы с тобой подруги, стеной друг за дружку встанем, а ты… Вижу ведь, что Нюра чегой-то скрывает, а ты ей помогаешь, - тяжело вздохнув, дрожащим голосом проблеяла я. Уверена была, что Глафира на эти слова купится.
— Айда в тепло, самовар надо забрать. Опосля ужина все и расскажу, - Глафира сдалась сразу, безо всяких уговоров. Таких вот брать в разведку точно нельзя, а для дома – самая полезная девка.
— Знаю я… коли сразу не сказали, то потом и подавно. Да ишо Нюра тебе не позволит, а ты ее послушаешься, — продолжила я ныть, и войдя в кухню, и когда шли с пирогами и самоваром обратно. Я строила из себя очень оскорбленную натуру.
— Ладно, чичас на стол подадим и айда в твою комнату, - шепнула Глафира прямо перед тем, как мы внесли все в гостиную.
Осип, разгоряченный ужином и наливкой, которую щедро подливала Нюрка ему и Петру, строил планы на ближайший год, объясняя сыну, что если он не видит в Верхнеуральске перспектив, то не прав. Сын слушал его вполуха, часто обращая внимание на комментарии Клеренс. А потом она и вовсе заявила, что голова у нее раскалывается от этих разговоров, которые почти не понимает. И они ушли в свое крыло.
Но оба перед уходом глянули на меня как-то странно, словно всю мою задумку раскусили. Или барин поделился? Мысли мои заметались еще быстрее. И чего я вечно все важное пропускаю?
— Ну ничего. Опосля венчания уладится и быт, и голова настроится, - выдохнув, барин опустошил очередной лафитник.
Я сгорала в нетерпении от предстоящего разговора с подругами и, боясь, что говорливую Глашу заставит замолчать Нюра, торопилась уйти из гостиной.
— Вот видишь, все налаживается. Петр образумился и дома остается. Так что, Надюша, коли хочешь, могу посодействовать твоему будущему, - остановил меня барин совершенно неожиданными речами.
— Что значит «посодействовать»? - уточнила я, остановившись в дверном проходе.
— Николашке ты больно люба, Надюша. И раньше была, а сегодня он, вишь чего… Встал за тебя горою, лишь бы рядом была. Рукастый он, трудолюбивый, да и такое вот, - он поднял пустой лафитник, - питие презирает. В церкву ходит, матери помогает, а братьев всех в подмастерья пристроил.
— Дак чего же он тогда все еще пару себе не нашел? – я остолбенела от такого предложения.
— Разборчив он. Двадцать три года скоро, а ума больше, чем у некоторых, - парировал барин.
— Ладно, обсуждать не стану, барин, но не мил он мне. Да и не тороплюсь я в замуж, как и говорила…
— А меня опекаешь, будто ребятенка, - хмыкнув, словно посмеявшись над моим предложением, ответил барин.
— Как хотите. Я может и не права, да только приютили вы у себя под крышей змею, - ответила я, сильно обидевшись на барина и развернувшись к коридору, зашагала к своей комнате.
Даже слушать его дальше не стала.
— И где ты там мотаешься? – Глаша накинулась на меня прямо со входа, притянула к себе и усадила рядом на кровать. - Чичас Нюра придет и расскажем все. Сама она мне объявила, что раз дело тебя касаемо, надо признаться, - выпалила Глаша.
Я почти не слушала ее, раздумывая все еще о расслабившемся не ко времени барине. Неужто его не напугало то, что его задушить хотели? Да будь хоть трижды эта тварюга беременной, это ее не оправдывает.
«А может, и правда выйти за Николашку, пилить с ним да красить кружки и свистульки. Забыть об этом сумасшедшем доме, о бесхитростном Осипе?» - подумалось мне, но развить эту мысль я не успела, поскольку в мою тесную комнатушку забежала Нюра.
— Не хотели мы говорить тебе, расстраивать не хотели, только вот… нельзя такое скрывать, Надюша. Ты говорила, что опосля того раза, как утопла, не помнишь ничего, - путанно, но очень эмоционально начала Нюра.
— Да говорите уже. И так всю душу вымотали, - огрызнулась я. Но девки, сидевшие по обе стороны от меня, только переглянулись.
— Этот… твой… дружочек приходил. С которым тогда Петр Осипыч закусился, помнишь? – аккуратно начала Нюра.
— Евгений? – предположила я и почувствовала, как у меня загорели уши. Точно не с мороза, а будто предчувствуя что-то.
— Да, тот с лицом обгорелым, - подтвердила Глафира, но я не стала снова объяснять, что это родимое пятно.
— Так вот… - Нюра глубоко вздохнула и встала передо мной, - пришел значит этот Евгений. Мужики на улице меня позвали, мол, вот человек пришел, Надюшу нашу ищет. Я вышла, рассказала, что ты к барину в мастерскую ушла. Да уж давненько, не нагнать. Ежели срочно надо, то можно прямо в мастерскую отправиться. А он, значит, спросил, где мастерская. Да только в тот самый момент барин наш молодой вышел. Нараспашку, видать, специально. Торопился его застать. Видать, через окно увидал, - очень детально, вместе со своими измышлениями, рассказывала Нюра. И я забыла и о сегодняшнем Николашке, и о словах барина, и о косом взгляде на меня Петра и Клеренс.
— Нюра, давай быстрее, не тяни. Чего случилось-то? – поторопила я и почувствовала, как меня обняла за талию Глафира. Будто боялась, что я сейчас подскочу и куда-то побегу.
— Петр спросил, чего он сюда ходить и ходить. Тот ответил, мол, не к ему, а к Наде. И барин наш, значица, говорит… - Нюра схватилась за свою косу и принялась ее перебирать, глядя то на меня, то на Глашу.