— Ничего, песню вспоминаю, пора мне, - я встала и, не обернувшись на своего нечаянного напарника, пошагала к берегу, где уже с коромыслами маячили Нюра и Глаша. – Ну вот, снова из-за вас ко мне вопросы будут, - я обернулась и не увидела Евгения. Он так и остался стоять в месте нашей встречи.
Отчего-то стало грустно, пусто и холодно, словно не шла я по тропинке к дому, а летела в этом черном безмолвном ночном небе одна-одинешенька.
— Фирс, барин проснулся? – спросила я, обходя своих подружек.
— Проснулись. И тот и другой. Молодой хотел на разговор к ему идти, я не дал, - ответил Фирс.
— Правильно сделал, и так Осипа Германыча перекашивать больно часто стало, - похвалила я верного слугу. - Идем, мне надо к барину срочно.
— Чего приключилось? – забеспокоился мужчина с привычным уже топором в руке.
— Нет, поговорить с ним спешно надо.
В комнате горела масляная лампа. Барин шевелил плечами, как я его учила, пытаясь полностью размяться, прежде чем встать, чтобы снова защемления не было.
— Барин, я к тебе с решением твоей проблемы пришла. Выслушай сначала, потом отвечай, - выпалила я.
— Ой, заполошная, напугала. Думал, наследник явился опять рассказывать про свои планы на Петербург, - хохотнул барин и, осторожно подтянувшись, сел в кровати, - давай, только живей, Надежда. Я Фирса жду, - он неловко покачал головой: видимо, в уборную пора было проводить.
— Я скоро, - оставшийся на голове платок я стянула на плечи и, не думая, села на край кровати. Собралась и выпалила: - Барин, на мне женись. Я тебя не подведу. А сразу с женитьбой мы с тобой подпишем уговор, что все земли и саму усадьбу я обязуюсь передать твоему наследнику, когда он в совершеннолетие войдет.
— Чего? – уставился на меня Осип.
— Это единственный вариант. Так и надо сделать, только Петр о втором договоре знать не должен, Осип Германыч.
— Девка, неужто ты не ждешь дня, когда на волю выйдешь и семью свою создашь? Не глупи, Надежда.
— Не жду, барин. Не тороплюсь я в замуж. Надо сначала осмотреться и понять, почём он тут, фунт изюму-то. А потом только семью клепать. А наша с вами будет ненастоящая: и вам спокойно за то, чтоб усадьба за вашей фамилией осталась. Вы живите себе на радость, и я делом каким займусь. А за Петром и его детьми внимание буду особое вести. Клянусь вам, барин.
— Иди отсель, зови ко мне Фирса, - сквозь зубы ответил барин и махнул рукой на дверь.
Глава 21
«Не оценил барин моего предложения, но хоть моя душа теперь чиста будет: сделала все, что могла», - думала я, накрывая к ужину стол вместе с Нюрой. Глашу француженка отправила на почту. Там якобы должны были прийти для нее книги из Петербурга. Свою Марью она от себя отпустить не могла, поскольку та, даже когда не делала что-то для нее, носила за ней расшитую бисером сумочку.
— И чего она в этой поклаже носит? – спросила Нюра, когда мы в очередной раз пошли до кухни.
— Ума не приложу. Не бал, поди, какой, - меня тоже очень сильно интересовало наполнение этого, по сути, мешочка, стянутого цепочкой. Первые пару дней я, рассматривая гостью, даже и не заметила его, а сейчас он бросался в глаза.
Та история, когда Клеренс пыталась вручить мне взятку в виде перстня, тоже не выходила из головы. Ясно, что за него она хотела знать обо всем происходящем в доме, а может, и поручить мне что-то. Интересно, согласилась ли на это молчаливая Марья? До приезда этой куклы девка в имении бывала только когда случался наплыв гостей. Но сейчас глаза ее блестели, и я замечала, что ворочаться в дом к матушке она не торопится: не больно скучает по деревенским обязанностям.
Барин вышел к обеду без помощи Фирса, и я заметила, что под рукой он держит свернутую в трубочку газету. Вероятно, это та самая, свежая, в которой мельком и только для понимающих обозначено подписание некоего манифеста. А март уже стучался в окна.
Вечер снова обещал морозную ночь. Обычно в конце февраля еще хозяйствуют по земле метели, а морозные утренники приходят лишь в марте. Но сейчас погода будто испытывала всех нас на прочность.
— Как ваше здоровье, батюшка? – Петр с нежной и почти настоящей улыбкой смотрел на отца, когда тот усаживался на свое место.
— Твоими молитвами, Петр, все хорошо. Когда собираетесь отбывать? – вдруг спросил Осип.
— Навестил нынче нотариуса и узнал, что матушка оставила мне все свое имущество, - скромно ответил Петр, будто и не слышал вопроса отца.
«Значит змеюка уже в курсе», - подумала я, ожидая сейчас разудалого веселья молодого повесы.
— Поздравляю, Петр. И каковы теперь твои планы? – поинтересовался отец.
— Ну, думаю продавать все. Деньгами да бумагами мне полагается не больно много. Но этого хватит, чтобы жизнь свою сделать более сносной и удобной, пока ждем продажи, - Петр вел себя как баловень судьбы: манерно взмахивал ладошкой, подкручивал ус и в какой-то момент даже отодвинулся от стола, собираясь закинуть ногу на ногу. Но взгляд отца, острый, как нож, поостудил его вертлявость.