Читать книгу «Крепостная» онлайн.

— Барыня больно Петра Осипыча ждет. Сына, значит, ейного. Когда не во злобе, много про него рассказывает. Учится он в самом Петерхбурге, - последнюю фразу Глаша произнесла так, будто и сама гордилась этим фактом.

Так вот, ранним утром она подняла меня и заставила собираться быстрее обычного. Барин и барыня ни с того ни с сего решили с раннего утра уехать в Троицк по делам. А сейчас нужно было быстро накормить их и в дорогу еды положить. А мне, само собой, барыне надо было саквояж с вещами собрать, поскольку ночь следующую им ночевать придется в этом самом Троицке.

— Глаша, ты подсоби мне с одеждой. Я ведь даже не знаю, чего ей собирать-то! – после того, как я барыню одела, и мы скоро с подругой принесли с кухни на стол завтрак, потащила ее с собой в покои моей душемучительницы.

— Как чего? – важно засуетилась Глаша по спальне, открывая шкаф. Достала снизу квадратный, похожий на небольшую деревянную коробушку саквояж, на дно уложила чистую ночнушку, спальный чепец с завязками под горло, потом шерстяное платье на случай, если хозяйке придется переодеться. Туда же Глаша положила небольшой молитвослов и перчатки. Закончила она сбор «тревожного» во всех смыслах чемоданчика шляпками.

Оказалось, без шляпок нынешняя дама не имела права показаться в приличном обществе. Ехала Домна в очень тяжелом богатом парчовом платье темно-синего, ее любимого цвета. С собой Глаша положила платье попроще. Не в смысле красоты, а по тяжести. Лиловое, тоже щедро украшенное лентам и тесьмой с шелковым поясом.

— Шляпки под цвет платьев. Их ни-ни совать в саквояж-та. Только в шляпную коробку, - учила Глаша, споро устанавливая две круглых коробки на дорожную сумку. Она металась в поисках ленты, чтобы связать этот багаж в одну удобную для переноски конструкцию.

— А как ты угадываешь, чего с собой класть? – поинтересовалась я.

— Сказано ведь: по делам! Коли бы в гости барыня ба загодя засобиралась: новые платья бы надо было пошить, шляпку к им, может, какие даже украшения надо было бы заказать из Петерхбургу.

Поблагодарив свою «палочку-выручалочку», я даже обняла Глашу, потому что та настолько от души помогала мне, что в груди стало тепло.

Во дворе Фирс запрягал двух вороных лошадей в самую настоящую карету! Да, я видела уже коляску или бричку: даром мне не разобраться в названиях этих транспортных средств и чем они отличаются друг от друга. Но карету… ее я узнаю точно!

Я хотела спросить, поедет ли Фирс, чтобы наконец побыть одной: ходить туда, куда хочется, делать чего хочется, да и почитать документацию хозяйки мне страсть как хотелось. А еще хотелось в город.

За столом в это время как раз и велся тот самый разговор, который открыл мне глаза на эту странную семейку. Вошли мы тихо и встали у входа в гостиную, чтобы в любой момент наши хозяева, вспомнив о чем угодно, могли заставить нас выполнить очередное поручение.

— Так не по моей воле мы живем в этой Тмутаракани, Осип! – намазывая на белую булку сливочное масло, а поверх него и варенье, заявила Домна. Она, как всегда сидела спиной к коридору, но лицо хозяина мне видно было отлично.

— Чем тебе тут плохо, Домна? Всю жизнь душа в душу живем. Вон какое имение, сколько деревень, сколько достатка… - начал было совершенно спокойно мужчина, попивая горячий чай. В этот раз прямо из кружки. Обычно они наливали чай в блюдце. Мизинец его смешно топорщился в сторону.

— Всё плохо, Осип Германыч! – вместе с льдинкой в голосе хозяйки я заметила, что звать его она начала по отчеству. Я знала, что когда супруги переходят на отчества, доброго не жди.

— Домнушка, ну хорош уже. Годы живем, а ты все только жалишься и жалишься на жизнь свою. Ведь Богу лучше знать: кому куда… - мы так и не дослушали о направлении и распределении Божьем со слов барина, потому что Домна взревела, как ужаленный медведь:

— Кабы не мой батюшка, кой твоему батюшке должо'н был чем-то, не видать бы тебе ни меня, ни моих деревень. Култыхался бы ты тут со своей мастерской, как ремесленник без роду без племени. Я-то надеялась, что останусь в Петербурге, а оно вон оно как повернулось-то! – Домна высказалась и завыла.

Я посмотрела на Глашу, стоящую рядом, но та даже не поменялась в лице. Из этого следовало, что драма сия разыгрывается в этих стенах нередко.

— Не «чем-то» должон был твой батюшка, а жизнею своей, кою мой сберег, - опять же спокойно и робко ответствовал барин.

Мне показалось, что он хотел еще чего-то добавить, но по лицу хозяина поняла: знает, что хорошим это не закончится. Слишком большой был опыт «владения» этой взбалмошной старухой.

— И деревни мои, и деньги мои на счетах, и с деревень, что идет, все мое, - не унималась Домна, а Осип Григорьич подозвал к себе Фирса и тяжело, видимо от больной спины, поднимался со стула.

— Твои, твои, душенька, токмо нам ужо нечего делить. Сын-то у нас общий, а значит, все его будет, - завершил он и, держась за локоть Фирса, направился к выходу.

— Вот и неча срекать[i], неча даже говорить, что право отменють! – выдохнула она ему в спину.

Я замерла. Значит, разговоры уже идут. Осип совсем не глуп, если может по каким-то записям или слухам, а может и по настоящим новостям из столицы делать выводы. И это вовсе не предсказание, а анализ.

— Гланя, где эта падучая наша? – не поворачиваясь, взревела Домна.

— Тут я, барыня, - я отозвалась только тогда, когда Глаша меня подтолкнула вперед. Даже не думала, что мне будут навешиваться все новые и новые клички.

— Все собрала? – Домна допивала чай.

— Все, барыня, - заметив, что Глаша уверенно кивает, подтвердила я.

— Из дому ни ногой. К реке тем более! Занавеску, что я вышивала, не трогай – криво и косо выйдет без меня! Лучше половики постирайте, - голосище хозяйки с каждым словом становился тише и спокойнее.

— А как их стирать, коли ей к реке запретили, барыня? – уточнила Глаша.