Читать книгу «Генеральный попаданец 3» онлайн.
Еще в сорок седьмом, когда атомная энергия на западе оставалась делом секретных военных и учёных, Первухин ставит дело ещё шире. Только что заработал первый Советский опытный реактор. Пока это только лабораторная машинка, но за энергией мирного атома будущее. Но всем связанным с проектом казалось, что совсем скоро по просторам Союза раскинется сеть атомных электростанций, которые не чадят угольным или мазутным дымом, которые могут на одном вагоне обогащённой руды снабжать током и теплом целый город несколько лет. Совсем скоро полетят самолёты с атомными двигателями, а через северные льды с хрустом двинутся атомные ледоколы. Пойдут в дальние походы через весь шарик атомные подводные лодки и корабли.
В сорок седьмом году, когда Первухин говорил это всё с трибуны перед Сталиным, казалось несбыточной фантастикой. Советский народ смог воплотить её в жизнь. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!» Именно Первухин в первых рядах занимается строительством атомного комбината «Маяк» под Челябинском и Уральского электрохимического. Именно он, как председатель Госкомиссии, подпишет акт после успешных испытаний первой Советской атомной бомбы. Задумается на мгновение и крупными буквами добавит сверху «Спасибо, товарищи!»
До 1957 года он был Членом Президиума ЦК КПСС. Затем понижен до уровня кандидата. Он один из первых понял вредительский характер политики Хрущева и выступил в составе «антипартийной группы». Первухин, будучи членом Президиума ЦК КПСС, критиковал Хрущева на заседании Президиума за разукрупнение министерств, переподчинение предприятий Совнархозам, за призывы догнать и перегнать Америку к 1960 году по производству мяса и молока на душу населения. Злобный Никита этого ему не забыл.
После смещения Хрущева, Михаил Георгиевич до конца своей жизни работал начальником управления энергетики и электрификации Высшего совета народного хозяйства СССР, а с 1965 года до конца своей жизни работал в должности начальника отдела территориального планирования и размещения производства и члена коллегии Госплана СССР, также принимал участие в комиссиях по приёму новых атомных электростанций, в числе которых Обнинская атомная электростанция и тесно сотрудничал с Министерством среднего машиностроения СССР, Институтом атомной энергии имени И. В. Курчатова и его директором — А. П. Александровым, будущим Президентом АН СССР.
Такие железные человеки нужны мне самому!
Неожиданно против его возвращения высказался Кириленко. Заподозрил себе конкурента? Но большинство было за меня. Так что я снова провел Первухина в кандидаты… уже Политбюро. Оставлю его на энергетике и атомной промышленности в Секретариате. Это повысит вес и значение. Михаил Георгиевич поначалу был против, но затем под напором аргументов согласился. Это мой первый шаг к увеличению доли «технократов» в Политбюро. Идеологическим шумом есть кому заниматься. Демичев остается в отделе пропаганды, Фурцева займется идеологией в целом. Она умеет выделять любителей трескотни, со временем избавиться от бесполезных.
И не забываем, что старых работников ЦК подпирает целая поросль циничной и талантливой молодежи. Мой отдел «И» уже затыкает их во всем. О чем я не преминул заметить при всех на Секретариате. ЦК уже ощущает на себе охлаждение со стороны вождя. Переезд из ЦК в Кремль, постоянная критика, перевод нитей управления в общий отдел к Черненко. Но если хотите меня, то сначала докажите! Черт вас дери! Когда я от Секретариата слышал хоть что-то полезное и умное? Постоянно идиотов непуганых одергивать приходиться. Потому и намечается рост отделов в Кремле. Целая «Администрация президента» получается. Подумываю им целый этаж выделить. Так что вскоре предстоит новый ремонт. Кремлю давно необходим ремонт. Мы это намедни обсуждали с музейщиками и реставраторами. Да все стране требуется модернизация. Мы поднялись на чугунную ступень, наполнили её энергией атома и ракетного топлива. Сейчас начнем штурмовать следующую.
Невольно улыбаюсь мечтам. Затем вижу, как начинают улыбаться передние ряды. Это они так реагируют. Ну, пущай! Улыбка лучше страха.
— Величественна наша цель — коммунизм. И каждый трудовой успех, каждый год героических свершений, каждая пятилетка приближают нас к этой цели. С этой точки зрения партия оценивает и предстоящее пятилетие. Дел предстоит много. Задачи надо решить большие, сложные, но мы решим их и решим обязательно.
В зале продолжительные аплодисменты.
— Да, советские люди с уверенностью смотрят в завтрашний день. Но их оптимизм — это не самоуверенность баловней судьбы. Наш народ знает: все, что он имеет, создано его собственным трудом, защищено его собственной кровью. И мы оптимисты потому, что верим в силу труда. Потому что верим в свою страну, в свой народ. Мы оптимисты потому, что верим в свою партию, знаем — путь, который она указывает, — единственно верный путь!
Снова аплодисменты. Весь зал рукоплещет.
— Честь и слава Коммунистической партии Советского Союза — партии строителей коммунизма!
— Пусть и дальше крепнет, и процветает наша великая Родина — Союз Советских Социалистических Республик!
Делаю паузы, чтобы делегаты съезда всласть похлопали. Это часть нашего ритуала.
— Да здравствует мир!
Продолжительные аплодисменты.
Завершаю свою речь привычными для всех лозунгами.
— Да здравствует коммунизм! Слава ленинскому Центральному Комитету Коммунистической партии Советского Союза! Да здравствует Коммунистическая партия Советского Союза! Слава великому советскому народу! Да здравствует нерушимое единство КПСС и советского народа!
Народ уже вскочил с мест, и аплодисменты не умолкают. Я также поднимаю руки над собой и хлопаю. Это похоже на некий ритуал, по существу, им и является. Но впервые с момента попадания в этот мир он меня захватил целиком. Огромный зал встал в едином порыве. Гром аплодисментов не умолкает, и все они посвящены в первую очередь мне. Это впечатляет. Снова полнокровно ощущаю невиданную мощь за спиной. Я во главе могучей державы, и крайне слабо осознаю это. Ведь и в будущем я не был величиной. А даже тот федеративной осколок былой Империи был невероятно богат и силен. Здесь же нам принадлежат гигантские ресурсы, сотни миллионов людей. Ну как с ними не совершить рывок в будущее?
Я не планировал строить коммунизм. Ни я, никто иной не ведает, что это такое. Мне бы сохранить страну и придать импульс здорового развития. И на том спасибо. Но в какой-то момент захотелось большего. Создание более справедливого общества, чем было когда-либо существовавшего на планете. Обмануть цивилизацию и человеческую природу. Пусть для этого придется вывернуть страну наизнанку, оно того стоит!
Информация к размышлению:
Результаты брежневских раздумий, как правило, носят на себе отпечаток двойственности, свойственной внешней политике советского государства на всём протяжении его существования, когда геополитические интересы СССР как
державы вступали в конфликт с интересами коммунистической власти или мирового коммунистического движения. Так, в октябре 1972 года на даче в Завидово Брежнев делает примечательную запись:
«Как бы Указ о евреях не отменять, а де факто не применять», — задавая этой мыслю своеобразную линию поведения властей в ходе советско-американского конфликта по вопросу еврейской эмиграции, закончившегося принятием конгрессом США поправки Джексона-Вэника.
Брежнев стремился смягчить этот дуализм за счёт свойственной ему осторожности и приверженности тактике «золотой середины». Например, размышляя в феврале 1973 года о возможностях поставки Египту ракет класса «Земля-Земля», Брежнев отмечал: «ведь США дадут Израилю тоже такие ракеты, и что из этого получится, то касается внутренней политики, то здесь можно вычленить три основных направления тематики брежневских записей: кадровое, хозяйственное и 'ритуальное». Несмотря на бытующее мнение о немощности Брежнева во второй половине 1970-х годов и фактически полном отстранении его от текущих дел, дневниковые записи доказывают, что подборкой, расстановкой и смещением партийно-хозяйственной элиты он занимался до последнего дня своей жизни, не выпуская кадровый вопрос из своих рук. Вот лишь несколько типичных записей: «Кадры — только кадры могут решать вопросы»; «О министрах (стариках): кадровые вопросы — взять в руки. Выдвижение молодёжи»; «Сокращение провести — постепенно, чтобы не растерять кадры»
Даже самые, казалось бы, незначительные брежневские записи могут помочь исследователям опровергнуть или подтвердить сложившиеся в историографии точки зрения. Так, существует версия, что в 1982 году Брежнев практически отстранился от дел, а верховная власть сконцентрировалась в руках «всесильного» Андропова. Однако факт назначения на пост главы КГБ СССР бывшего председателя КГБ Украины Виталия Федорчука — человека, не входившего в «команду» Андропова — вызывает сомнение в этой версии. До 21 мая 1982 года фамилия Федорчука ни разу не фигурирует в брежневских записях. Вместе с тем мы находим в дневнике сведения о том, что уже спустя неделю после назначения Федорчука главой Лубянки, Брежнев лично хлопочет о предоставлении украинскому чекисту московской квартиры. Такое внимание генсека свидетельствует о прямом участии и заинтересованности Брежнева в этой ключевой кадровой перестановке
Дневниковые записи позволяют реконструировать ещё одну важную сторону быта первого лица советского государства — отношение генсека к деньгам. Брежнев, который, так же как и Сталин, находился на полном государственном обеспечении и, следовательно, в деньгах практически не нуждался, в отличие от «вождя всех народов», знал счёт своим личным сбережениям. Он регулярно умножал их п о мере сил: обменивал валюту на рубли, клал деньги под проценты в сберкассу, фиксировал свои «гонорары» и «военные выплаты». «Любовь» Брежнева к деньгам, их накопление, были весьма важными элементами в его жизни и в бытовом укладе всей его семьи. Регулярные денежные переводы на имя близких родственников
свидетельствуют не только о проявляемой Брежневым заботе о своих ближних, но и о том, что генеральный секретарь ЦК КПСС был реалистом и не верил в скорый приход коммунизма.
За работами по атомной проблеме, как уже говорилось выше, постоянно следили Политбюро ЦК и Совет Министров СССР. Несколько раз по ходу работ мы докладывали о состоянии дел. Мне хорошо запомнился день, когда мы докладывали на Политбюро о результатах по получению плутония, обогащенного урана и тяжелой воды, а также о конструкции первой атомной бомбы. И. В. Сталин очень внимательно выслушал каждого. Первое сообщение сделал И. В. Курчатов, потом главный конструктор атомной бомбы, затем Б. Л. Ванников, А. П. Завенягин. Мне пришлось докладывать о получении тяжелой воды. Посмотрев на пробирку с тяжелой водой, И. В. Сталин спросил меня, чем же она отличается от простой воды. Я ответил, что по внешнему виду действительно нельзя отличить тяжелую воду от простой, но их удельный вес и другие физические свойства различны.