Читать книгу «Генеральный попаданец 3» онлайн.
То же самое касалось многочисленных форм коммуникации, которыми занимались сотрудники аппарата. Термин «телефонное право», получивший распространение во времена перестройки, не вполне описывал существовавшую практику коммуникации, но справедливо фиксировал внимание на её скрытом и вербальном характере. Помимо этого, большое значение имели различные формы совещаний и консультаций, которые, как правило, не фиксировались официально, но следы их можно найти в рабочих записных книжках сотрудников аппарата и других приглашенных на эти мероприятия лиц. При отсутствии официальных стенограмм их участникам позволялось делать подобные записи, поскольку без них, в отсутствие официальных распоряжений на официальных бланках, любая деятельность если и не остановилась, то неизбежно привела бы к существенным искажениям.
Важным в этом отношении было и сложное устройство руководства отделом пропаганды со стороны его куратора — Михаила Суслова, сочетавшее формальный и неформальный механизмы влияния. Формальный механизм был устроен строго иерархически. Отделом Суслов руководил в основном через рабочего секретаря ЦК КПСС по идеологии, который в письменной, например, накладывая резолюции на документы, или устной форме передавал распоряжения заведующему отделом, а тот спускал их ниже — своим заместителям, передававшим его ниже по цепочке заведующим секторами, а те — инструкторам. Рядовые инструктора или даже заведующие секторами могли проработать в Отделе несколько десятилетий и ни разу не попасть в кабинет Суслова. Единственным способом поглядеть на него или других членов Политбюро вблизи было участие в партсобраниях аппарата, на которых эпизодически выступал кто-то из вождей.
Другой способ руководства Отделом был через помощников Суслова, которые могли позвонить лично нужному им в данный момент сотруднику аппарата с официальной, полуофициальной или совсем неофициальной просьбой, или вопросом. Далеко не всегда это делалось по заданию самого Суслова. Помощники вполне могли предварительно разобраться в заинтересовавших их вопросах, прежде чем доложить о них шефу, а то и откровенно плести свои интриги.
На последних, в частности, «погорел» один из них — Владимир Воронцов. Он был членом команды Суслова ещё с 1930-х годов, занимал пост его помощника в 1953–1966 годах и был ключевой фигурой в борьбе группы сталинистов-антисемитов с влиянием Лили Брик в сфере интерпретации интеллектуального и освоения материального наследия Владимира Маяковского. В результате он был уволен из ЦК КПСС, по словам Алексея Козловского, с устной формулировкой «за действия, направленные на ухудшение отношений между советской и французской коммунистическими партиями». Сестра Лили Брик — Эльза Триоле была замужем за поэтом Луи Арагоном, влиятельным в руководстве французской компартии. И после очередной скандальной публикации в адрес Брик, инспирированной Воронцовым, Арагон напрямую обратился с протестом к Суслову.
Помимо взаимодействия с руководством, к числу других распространенных практик работы сотрудников аппарата ЦК КПСС относятся внешние контакты за пределами здания ЦК, экспертные совещания, координация аппарата ЦК с курируемыми им учреждениями, и координация между отделами внутри аппарата ЦК. В ЦК КПСС проводились и различные совещания с участием уже официальных представителей учреждений. Они были гораздо реже и носили в основном инструктивный характер. Наиболее регулярными и, наверное, наиболее важными среди них были «информационные совещания», чаще всего кратко и неформально именуемые «брифингами». Они собирались Отделом пропаганды примерно раз в месяц на протяжении всех 1970–1980‑х годов.
Добавим сюда противостояние «сталинистов» последнего набора в середине 1950-х годов. Относительно большой группы бывших комсомольских функционеров позднесталинского времени, свежеиспеченных выпускников АОН при ЦК КПСС. Исходя из базовой эпохи всё, что они умели — это воспроизводство агрессивной риторики и морализаторства, мобилизация населения через агитацию, принуждение и обман, поиск и разоблачение врагов да беспрекословное исполнение приказов.
Значительная часть этих комсомольских функционеров, помимо сталинизма поддерживала и идеологию русского национализма. Особенно этим отличалась та часть отдела, что в 1955 году была выделена как «отдел пропаганды по РСФСР». Отдел подчинялся Бюро ЦК КПСС по РСФСР и его руководителем был военный политработник сталинского времени, убежденный русский националист Василий Московский. Фактически это была лаборатория для выращивания партийных аппаратчиков с «прорусскими» взглядами. Результаты работы этой структуры ощущались и два десятилетия спустя после её слияния с общесоюзным отделом, состоявшегося в 1965 году. Они очевидным образом сказались, например, на деятельности Бориса Стукалина, возглавлявшего отдел пропаганды в 1982–1985 годах, или заместителя, заведующего Егора Лигачёва, вошедшего в горбачёвское Политбюро и являвшегося главным покровителем русских националистов в перестроечном СССР.
И это только малая часть айсберга, больше напоминающего клубок змей. Нет, не зря я создаю в Кремле параллельное руководство. И сейчас еще четче обрисовалась идея о смене конституции и усиления роли в стране Верховного Совета. Мне нужны несколько центров власти. И средства их контроля. Но сначала необходимо упрочить собственную власть и получить первые успехи в сфере экономики. Накормлю народ, и меня фиг кто столкнет отсюда!
Информация к размышлению:
При всем при этом их отношения никак нельзя было назвать дружескими. Пожалуй, не было в высшем партийном руководстве человека более далекого по характеру от Брежнева, чем Суслов. «Перестраховщик, педант, догматик — и в словах, и в поступках, — перечисляет нелестные характеристики Суслова брежневский охранник Владимир Медведев. — К тому же очень упрямый человек».
«К Суслову Брежнев относился с иронией, усмешкой, — вспоминал Александр Бовин (с 1970 по 1982 год — спичрайтер Брежнева). — Как бонвиван к кабинетному сухарю». Это подтверждают и воспоминания брежневского зятя Юрия Чурбанова: «Над Сусловым часто подсмеивались, причем не только у нас дома, но и в кругу членов Политбюро. Суслов, скажем, несколько десятков лет подряд носил одно и то же пальто — и я помню, как в аэропорту, когда мы то ли встречали, то ли провожали Леонида Ильича, он не выдержал и пошутил: 'Михаил Андреевич, давай мы в Политбюро сбросимся по червонцу и купим тебе модное пальто…»
Однажды, я помню, кто-то из нас спросил: «Леонид Ильич, Суслов хотя бы раз в жизни ездил на охоту?» Находясь в хорошем расположении духа, Леонид Ильич часто бывал настоящим артистом. Тут он вытянул губы и, пародируя речь Михаила Андреевича, протянул: «Ну что вы, это же о-чень… о-пас-но…». Вот такая легкая была ирония'.
Странностей у Суслова действительно было немало. По улице, к примеру, он всегда ходил в галошах: опасался подхватить простуду. Хотя причины у этой фобии были вполне уважительные: в детстве Суслов переболел туберкулезом и очень боялся возвращения болезни. Из-за этого же игнорировал и охоту.
«Однажды приехал в Завидово Суслов — главный идеолог страны, — рассказывает в своих мемуарах Владимир Медведев. — Он вышел из машины в галошах. Понюхал воздух. — Сыро, — сказал он с ударением на „о“, влез обратно в машину и уехал. Даже в охотничий домик к Брежневу не зашел».
Еще одной притчей во языцех была любовь Суслова к небыстрой езде. «Из всех членов Политбюро он был единственным человеком, кто по Москве ездил только со скоростью 40 километров в час, — об этом все знали, но Михаил Андреевич всегда спокойно отвечал, что Суслов и при такой скорости никогда и никуда не опаздывает». Тем не менее, когда в правительственный аэропорт «Внуково-2» тянулась кавалькада «членовозов» руководителей партии и правительства, никто не решался его обогнать. «Первый секретарь Ленинградского обкома Василий Сергеевич Толстиков, — пишет Леонид Млечин, — говорил в таких случаях: — Сегодня обгонишь, завтра обгонишь, а послезавтра не на чем будет обгонять».
Именно так: Суслов вызывал одновременно и смех, и трепет. «В аппарате ЦК уже давно прозвали Суслова „серым кардиналом“, — пишет Рой Медведев. — Имелись в виду не только масштабы его власти, но и тщательно скрываемые источники влияния, а также стремление формировать и направлять политические события из-за кулис». Однако Александр Бовин был категорически не согласен с такой оценкой: «Никогда, как иногда пишут, Суслов не играл роль „серого кардинала“. Он был главным по „чистоте“, и только тут его голос имел решающее значение».
С Бовиным вполне можно согласиться: никакой своей игры, никаких интриг, а именно это предполагает статус «серого кардинала», Суслов за спиной Брежнева не вел. Иначе бы не продержался так долго на позиции второго лица. Брежнев доверял Суслову потому, что знал, что тот не претендовал, не претендует и не будет претендовать на то, чтобы стать лицом №1. Что он вообще не по этой части.
Скорее, Суслова можно назвать «великим инквизитором». Ведь это как раз функции инквизиции — печься о чистоте веры, бороться с ересями, не допускать никаких отклонений от идеологических канонов, ничего, что могло бы пошатнуть установленный в государстве и церкви порядок. Это тоже очень важная роль. Пожалуй, даже более важная, чем «серокардинальская». Об этом говорит хотя бы тот факт, что красное «королевство» пережило не одного «кардинала», но после смерти «инквизитора» протянуло совсем недолго.
Не дожидаясь похорон, высшее партруководство 27 января 1982 года дало указание тщательно обследовать кабинет Суслова. Это дело было поручено секретарям и помощникам скончавшегося члена Политбюро. Я нашёл в архивах акт. Он гласил:
"Мы, нижеподписавшиеся С. П. Гаврилов, Б. Г. Владимиров, Н. Я. Новокрещенов, Б. Ф. Цыбанев, Б. Е. Извозчиков, составили настоящий акт о том, что в сейфе М. А. Суслова в рабочем кабинете обнаружены:
1. Наличные деньги в сумме 3171 ₽ 87 коп. (три тысячи сто семьдесят один рубль 87 коп.).
2. Сберегательная книжка на имя Суслова Михаила Андреевича, номер счёта 1953 в сберкассе № 1568/034 г. Москвы с вкладом на сумму 20905 ₽ 12 коп. (двадцать тысяч девятьсот пять рублей 12 коп.).
3. Квитанции о сдаче М. А. Сусловым личных денежных сбережений в фонды:
а) в фонд досрочного завершения пятилетки — 4000 рублей 24 апреля 1974 г.; 3000 рублей — 21 марта 1975 г. Всего 7000 рублей;
б) в фонд мира: 3000 ₽ 14 июня 1968 г.; 1500 ₽ 9 января 1979 г.; 1500 ₽ 16 января 1980 г.; 3000 ₽ 23 декабря 1980 г.; 2000 ₽ 11 декабря 1981 г. Всего 11000 рублей.
4. Квитанции (12) о зачислении по указанию М. А. Суслова в партийный бюджет авторских гонораров, причитающихся ему за изданные произведения в СССР и за рубежом, всего на сумму 13435 ₽ 31 к. (тринадцать тысяч четыреста тридцать пять рублей 31 коп.).
5. Квитанции (18) о возврате в бухгалтерию УД ЦК КПСС валютных средств (командировочных), выданных М. А. Суслову в связи с выездами за рубеж и неистраченных им за время командировки, в следующих суммах: 4415 болгарских левов, 3360 венгерских форинтов, 1610 венгерских форинтов, 3700 французских франков, 4 английских фунта, 586 монгольских тугриков, 190,7 болг. левов, 223 доллара США, 1288,5 венг. форинтов, 2000 венгерских форинтов, 2809 румынских лей, 1350 французских франков, 439 кубинских песо, 1400 марок ГДР, 762 вьетнамских донгов, 9591 польских злотых, 1200 марок ГДР, 5000 польских злотых" (РГАНИ, ф. 81, оп. 1, д. 675, лл. 44–45).
На втором листе акта позже была сделана приписка, что все наличные деньги из сейфа и сберкнижку с вкладом почти на двадцать одну тысячу рублей помощники Суслова передали детям своего бывшего шефа.
Как видим, никаких огромных богатств Суслов не нажил. Наоборот, он до конца своих дней значительные средства передавал в различные фонды и зачислял в бюджет партии.
Похороны Суслова состоялись на Красной площади 29 января.