— Вот возьму и приеду! Я же деревенский, все привычно.
— Будем ждать.
— Заодно к вам дорогу хорошую построят! К моему приезду.
Мужики смеются, потом замолкают. Вдруг — правда?
Василий поглядывает на меня своими светло-сумрачными глазами, искренне не понимает:
— Зачем приехали, Леонид Ильич? Не абы как подгадали? Что я вам? Простой алтайский парень?
— Душой отдохнуть, с людьми повидаться, с тобой поговорить.
— Да кто я на самом деле!
— Ой ли, певец души народной. Я же читал твои рассказы и фильмы смотрю, как только выходят.
— Вот как?
Шукшин растерян. Быть обласканным властью далеко не подарок. Но кинематограф штука такая, это не диссидентские романы в углу строчить, тут целая индустрия под дланью государевой.
— А ты думаешь мне не интересно, чем люди дышат? Доклады — это одно, общение другое.
— Да вижу, как много по стране катаешься. И речь перед студентами понравилась. Такая боевая! Правда, что за мир такой я так и не понял. Не люблю фантастику.
— Не люби, но почитай. Лучше Ефремова. Он как раз новую вещь скоро выпустит.
Сидим в его скромной комнате. Простая кровать с «панцирем», столик, на нем пишущая машинка. Из нее выходят шедевры. А писательские «генералы» в элитных квартирах и дачах выдают на гору макулатуру. Вот кому мне помогать после этого?
— Что сейчас снимаешь?
— Да заканчиваю тут одну… увидите. Вам же первым привезут.
— Снимай пиши, думай. Если надо, всегда поддержу, — я задумался. — Есть одна идея: собрать вас, всех пишущих о деревне вместе. Поговорить, познакомиться. Позову, приедешь?
— А чего нет? — Василий оживился. — Это даже интересно. Я читаю кое-кого, приятно будет лицо в лицо поговорить.
— Договорились. Пойдем к гостям, а то нас потеряли.
Много мы этим вечером и ночью поговорили. То-то наутро, наверное, Василий удивился. И задумался. Потряс головой и снова задумался. Если наверху задумываются, то ему вовсе не грех лишний раз покумекать. Глядишь, что из думок и выйдет. В голове Алтайского самородка внезапно начала складываться следующая картина. Он обязательно ее снимет!
Утром я походил неспешно по деревне, разглядывая заиндевевшие окошка и кусты, затем сел в машину. Ехать неблизко до Барнаула, потом в Москву. Турне окончено. Но как будто отдохнул душой. А она, как известно, потемки!
Заметки:
Евтушенко.
В искусстве уютно
быть сдобною булкой французской,
но так не накормишь
ни вдов,
ни калек,
ни сирот.