На Алтае уже прохладно. К вечеру настоящий морозец. Но в избе хорошо натоплено, шумно, то и дело в двери заглядывают новые люди. Всем любопытно, кто же такой важный к вечеру нагрянул? Да так, что председатель чуть ли не из исподнего выскакивает. Да, я сполна использую свое положение. Но и разговор, как и человек для меня важный. Таких людей в стране наперечет. Догадались? Василию всего тридцать шесть, хотя на мой взгляд выглядит старше. Так и жизнь у него за двоих крутилась. Сказывают, что одно время на две семьи жил. На все человека хватало! Странное ощущение. Он моложе меня нынешнего и тем более настоящего, а смотрю на него, как на старшего. Наследство лет молодых, когда такие люди годились в отцы и считались мудрецами? И ведь понимаю, что все не так. Это просто человек, пусть и не обычный, с широкой русской душой и непонятыми нами стремлениями. А ты гляди — робею!
С кухни доносятся звуки готовки, пахнет жареным и пирогами. Дом у Шукшина не из бедных, но это же деревня. В кулинарию за углом не сбегаешь. Поэтому женки спешно фланируют оттуда в большую комнату, выставляя на столе посуду и закуски. То и дело бросают острые взгляды в нашу сторону. Из охраны со мной только Медведев. Мужик высокий и статный. Не одна барышня на него заглядывалась. В Новосибирском Академгородке только что на шею не вешались. Посчитали, что он мой первый помощник, раз постоянно рядом находится. Цуканов со мной в поездке был, но особо не отсвечивал, не выпуская из рук компактную рацию, подарок товарищей из ГДР, чтобы контролировать остальных.
В «Красном углу» уселись самые важные и пожилые гости. Деревенские, по фасону заметно. Так и я модный костюмчик снял, одел такой попроще и чуть потертый из старых. Схуднул, так висит на мне. На франта не смахиваю. Мужики сидят степенно, меж собой о чем-то рассуждают и на стол поглядывают. Какие-то напитки там уже расставлены. А им законный повод. Когда еще глава страны в Сростки заглянет!
На беленых стенках старые фотографии. У стенки же небольшой комод. Просто живет советский народный писатель.
— Что, Леонид Ильич, — я сразу договорился с Шукшиным говорить на «ты». Как ни странно, писатель и режиссер не оробел. Да и в сказку, что мол, просто мимо проезжал, дело к вечеру и решил заглянуть в гости, не поверил. Странно так глянул и промолчал, — заедают любопытством людишки?
Развожу руками:
— Должность такая!
Председателя я сразу услал, никакого официоза, но люди в колхозе та же коммуна. Всем все сразу стало известно, и потянулись глянуть одним глазком на «поезжанина». Сначала мои молодцы всех осаживали, но я махнул рукой. Чего уж там! С наслаждением снял теплые бурки и вытянул ноги у печки. Одет по-простому, Шукшин так же. Было бы тепло, в кирзачах ходил. Любил Вася эпатировать столичную публику. Как-то Шукшин, узнав, что Евтушенко из Сибири, принялся высмеивать его за то, что тот — сибирский мужик — носил бабочку, как последний пижон. Евгений ответил, что кирзовые сапоги в центре Москвы — тоже пижонство. Спор кончился тем, что поэт согласился снять бабочку, если писатель снимет свои сапоги. Что они и сделали; после чего Евтушенко придумал стихотворение «Галстук-бабочка».
— Меня тоже то и дело узнают. Хоть не снимайся вовсе! Не люблю я этого…
Поглядываю на одного из самых известных людей в Союзе со смешком:
— Лучше привыкай и работай в кадре. Это же не ты, а герои твои. Вот и будь добр, обеспечь людям наслаждение твоим ликом.
Василий хлопает глазами, вникая в смысл высказанного.
— Просим к столу!
Я привез с города разное угощение, но все равно деревенские расстарались. Василий с усмешкой посматривал, как накладываю себе сам разварной картошечки, посыпаю ее лучком, беру кусок черняшки. От привезенной колбасы отказался, отдав должное местной рыбке и домашним соленьям. Народу набилось в избу много. Большая зала маленькая, так что стоят и в дверях. Все сродственники и соседи. Посматривают на меня, как на инопланетянина. Ну так для них так и есть. И ведь узнали по бровям сразу! Председатель хотел к себе вести, но я настоял на доме Шукшина. Вот ему потом забот будет. Как и матери Марии Сергеевне.
— Мне что полегче, товарищи, — накрыл я налитую стопку непонятной консистенции напитка. Водку мои молодцы на столы также выставили. — Здоровье.
Мужики растерялись, затем кто-то крикнул:
— Как на рябиновую смотрите, Леонид Ильич? Моя теща настаивает.
— Положительно!
За столом робко засмеялись, и я тут же влепил анекдот о себе. Многие знали, что я их собирал, но этот из будущего.
Приезжает Брежнев к американскому президенту Джонсону с официальным визитом.
Джонсон водит Брежнева по Белому Дому, показывает ему разные
достопримечательности и в конце заводит в небольшой кабинет.
В этом кабинете на стене приделана небольшая панелька, а на
ней две кнопочки — белая и черная.
Джонсон говорит Брежневу:
— Вот посмотрите, Леонид Ильич: у меня есть две кнопочки.
Если я нажму на белую, то на СССР упадет атомная бомба, а
если я нажму на черную, то на СССР упадет водородная бомба…
Сказал и смотрит, какое впечатление его слова произведут.
Брежнев подумал и говорит: