– Почему? – спросил я.
– Наврали им, – ответил боярин Лука. – Рассказали, что мы, якобы, когда Орел взяли, разграбили город, и у горожан все имущество отобрали. И что с Курском то же самое проделать намереваемся.
– Вот как, значит, – проговорил я. – Ложью воюют. Дела плохие, если горожане им верят, а не нам. Хотя, дела в любом случае хреновые, много их в городе. Успел войска собрать, наместник, и ополченцев среди них нет. Все более-менее обученные воины.
– Они Никиту взяли, – сказал Лука Филиппович. – Сына моего. Олег, дай мне людей, хотя бы два десятка. Войдем ночью так же, как сегодня, дойдем до тюрьмы, освободим его.
– Ты что, боярин Лука, думаешь, они нам снова войти дадут? Сам ведь понимаешь, что не получится, они нас ждать будут теперь, причем, везде.
– И что, мне теперь сына там бросить? А если они его пытать будут или вообще повесят? Ты же сам в застенках у них побывал, сам знаешь, что они с людьми делают… Олег, если людей не дашь, со своими пойду. Без прикрытия, без лучников, которые нас ждать будут.
– Не пойдешь, – твердо ответил я. – Потому что я не позволю. Ты мне ближний боярин или кто?
Боярин Лука рванулся вперед, сгреб меня за воротник черной воинской куртки, которую я надел как раз на тот случай, чтобы меня было не так видно в темноте, приподнял меня над землей, так что касался я ее только носками сапог.
– Что несешь, щенок?! – спросил он. – Это сын мой! Единственный сын, продолжатель рода! Его спасти надо, любой ценой спасти! Иначе мне и жить-то на свете незачем!
– Щенок? – настолько спокойным тоном, насколько это было возможно, спросил я. – Я князь Олег Орловский, не забывай об этом, боярин. А сына твоего мы спасем в любом случае. Сам подумай, надо наместнику курскому с боярами ссориться? А если он ему кровь пустит, то поссорится в любом случае. Нет, он теперь сына твоего, пусть и в тюрьму кинет, но оберегать будет, потому что Никита для него – пленник ценный. Он либо тебя перевербовать попробует, чтобы ты нам в спины ударил, либо обменяет его на кого-то из своих.
Лука Филиппович отпустил меня на землю, сделал шаг назад, будто даже застеснялся своего порыва. Но, похоже, пришел в себя.
– На кого ты менять-то его собрался? – спросил боярин. – У нас пленных нет никого, а за Никиту он попросит десяток своих, точно уж не меньше. А где мы их возьмем?
– Ты думаешь, он такую силу собрал, чтобы в городе ее держать? – спросил я. – На вылазку он пойдет, к цыганкам не ходи. Особенно, если мы осадные орудия строить начнем. Попытается рабочих перебить, сами орудия поджечь, если получится. Вот тут-то мы кого-нибудь, но возьмем.
– А если ты не прав, и он Никитку все-таки убьет? – глядя на меня исподлобья, спросил Лука Филиппович.
– Никита – воин, – ответил я. – Ты его воином воспитывал, и он воином стал. А смерть, она ведь с воинами под руку ходит, сам понимать должен. Он мог умереть еще в плену у орловского наместника. Мог умереть позже, в боях, в которых мы участвовали. И может умереть сейчас. Но он всегда выживал, и сейчас выживет.
– Ну да, – боярин явно успокоился. – Он воин. В этом ты прав.
– А если его убьют, то мы отомстим, – проговорил я. – Никита мне как брат, и за его смерть ответят, уж поверь мне. Всех найдем и убьем, причем так, чтобы остальным навсегда запомнилось. И Никита смотреть на это будет с того света, и смеяться. Но просто так людей гробить я не дам, уж извини.
– Ладно, ты прав, Олег, – сказал боярин. – Отбить мы его не сможем, чтобы в детинец пробиться, не два десятка человек нужно, а две сотни привести, причем с осадными орудиями. Остается только на лучшее надеяться.
Мне вдруг стало жаль боярина Луку. Воин он сильный, в боях побывал не один раз, командует хорошо, знает, как и когда нужно ударить. Да если б не он, я бы так и остался бы никем. Если б не он, меня бы повесили на главной площади Брянска, объявив самозванцем. Но одно дело въехать в город, когда все отвлечены казнью, когда тебя никто не ждет. Организовать смелый и граничивший с наглостью налет. А совсем другое – пытаться проникнуть в осажденный город, когда все начеку.
Да еще и вдвойне бдят, потому что вам уже удалось один раз пролезть внутрь… Это будет очевидная ловушка.
– Ладно, боярин, мы скоро на Белгород двинемся, – сказал я. – Ты со мной поедешь, войском командовать останется Денис Иванович.
– Все-таки думаешь, что белгородские на твою сторону перейдут? – боярин Лука оживился.
Ну да, разговор ведь о деле пошел. Надо будет все время его при деле держать, чтобы совсем не раскис. Любит он своего сына, тем более, что единственного. Хотя молод еще, мог бы жениться, детей завести, если б не война.
– Думаю, – кивнул я. – Но поедем мы не сразу. Если сейчас уйдем, курские осмелеют, могут и на вылазку пойти, так что какое-то время мы тут пробудем, пока лагерь укрепим. Если будет крепкий лагерь, где спрятаться сможем, не нападут. А даже если и нападут, то отобьемся. А еще…
Я задумался. Что если распустить слухи о том, что мы уже взяли Курск? В это вполне можно поверить, тем более, что мы взяли самую мощную крепость Пяти Княжеств – Орел за две недели. Кто знает, как на это отреагирует белгородский наместник?
Распустить слухи будет не так уж и сложно. Отправить людей как будто бы на разведку, и пусть при случае тем, кто готов будет слушать, говорят, мол князь Олег Курск взял и на Белгород двинулся. Тогда ведь и про то, что нас всего две сотни идет, слушать никто не станет. Подумают, мол, передовой отряд.
Если уж наместники ложью воюют, то почему бы и мне не попробовать? А потом можно будет сказать, что сам понятия не имею, откуда эти слухи взялись.
– Потом обсудим, – сказал я, решив, что эти слова точно не для чужих ушей. – Но на Белгород мы двинемся. Через неделю, может быть, через две, как здесь закончим.
Глава 19
Белгородское городище. Начало осени 2225-го года от Рождества Христова.