— А что там не так? — удивился Хару.
— Отсутствие чего-то интересного, — как-то нерешительно улыбнулся Юнбин. — Я читал в интернете: многие хвалили вас за то, что вы любую песню делаете своей. Женскую — более мужской, хулиганскую — более элегантной. Вчера Минки-щи не дал тебе сделать так же со своей партией. Но мне кажется, что ты был прав: в низкой тональности это звучит лучше. Поможешь мне разобраться и с моей партией?
Хару улыбнулся и кивнул.
— Давай тогда… сбежим. Дэхви скоро всех разбудит и притащит сюда, а Минки начнет нас критиковать.
Юнбин согласно кивнул. Хару написал сообщение Дэхви, что они скоро будут, и вышел с Юнбином на улицу.
Они уселись на лавку возле главного входа. Октябрь в Корее не особо холодный, последние несколько дней не было дождей, так что погода казалась просто замечательной: редкие облака на небе, солнце вроде уже встало, но в городе его пока не видно, птички поют, машины где-то вдалеке гудят. Красота!
Начали разбирать партии. У Юнбина уже были идеи, но он как будто боялся их выражать, ему непременно нужна была поддержка со стороны. Вместе они за полчаса все обсудили, добавили немного индивидуальности в свои партии. Это не особо меняло звучание, просто добавляло объема. Хару казалось, что так и должно быть. Голос в демо-записи — это ведь чья-то чужая манера пения, чужие привычки. Каждый вокалист может исполнить это по-своему. Но почему-то Минки считал иначе. Возможно, неправ будет именно Хару. Все же айдол — скорее, инструмент для заработка денег, а не творческая единица.
В танцевальном классе все уже ждали их — заканчивали разминку.
Процесс разучивания нового танца сложно назвать интересным занятием. Смотришь на видео и повторяешь, вот и весь секрет. Есть, конечно, нюансы. Например, нужно учитывать, что все движения нужно «отзеркалить». Некоторые элементы делаются так быстро, что даже профессиональным танцорам нужно замедлять видео. Ну, а самое мучительное для Хару — когда идут одновременно сложные движения и рук, и ног. У Хару на этих моментах начинают отчаянно скрипеть шестеренки в голове и ему требуется много времени на то, чтобы синхронизировать движения всех четырех конечностей — они отказываются двигаться одновременно.
Обычно в первый день работы над танцем к трейни приходит один из хореографов проекта и помогает с изучением, разбирает самые сложные момент. Но… не в шесть утра, по всей видимости.
Парни около часа разбирали движения до второго куплета, но это все еще не было танцем. Так, намеки. Потом начали готовиться к записи, и уже здесь руководил всем Минки. Нужно хорошо выучить текст, записать свой голос на диктофон и прослушать его в наушниках, определить все проблемные места, хорошенько над ними поработать. Все часто расходились по разным концам комнаты, отрабатывая свои партии. В восемь утра их пригласили на завтрак, а в девять рассадили по авто и повезли на запись.
Волноваться Хару начал только в машине. Это не было паникой или чем-то вроде. Обычное, вполне понятное волнение из-за предстоящего нового занятия, ведь новое всегда немного пугает. Но так себя чувствовали все, кто сидел в в машине, поэтому волнение стало практически осязаемым, что повышало градус нервозности.
Студия располагалась в Каннам-гу, буквально в квартале от агентства «New Wave». Это было небольшое коммерческое здание, где студии принадлежало два этажа. На дверях значилось «Звукозаписывающая компания „Encore“». Стажеров встретил менеджер, он же проводил до самой студии.
В помещении был приятный полумрак, а еще пахло свежим ремонтом и деревом. Возможно, потому что стены обиты деревянными панелями — где-то полностью, где-то до середины. Несколько пустых книжных шкафов тоже, на первый взгляд, неприлично новых. В комнате стоял большой кожаный диван, весьма вычурный, к слову — спинка с «каретной стяжкой», резные ножки. А еще было два окна, оба смотрели на соседние помещения, а не на улицу. У одного из окон стояло оборудование, которое уже работало, создавая в комнате легкий гул. Мониторы, колонки, всякие кнопочки — выглядело это как рубка космического корабля
— Это большая, многопрофильная звукозаписывающая студия, — начал менеджер, — Так как многие здесь в первый раз, я проведу вам короткую инструкцию. Это помещение называется контрольной комнатой. Вот на этом диване вы будете ждать своей очереди, пока продюсеры работают. Это — консоль, их главный рабочий инструмент в данной комнате. За стеклом — вокальная кабина, именно там вы будете записывать свой вокал. Вот за этим стеклом — «живой» зал, там делается запись музыкальных инструментов и, при необходимости, там можно записать живое выступление нескольких вокалистов сразу. Но в «живом» зале вы сегодня работать не будете, поэтому мы там ничего и не включали. Садитесь на диван, продюсеры скоро будут. А, и последнее. Вот тут можно выпить воды. Не стесняйтесь, пейте столько, сколько нужно. Туалет ровно напротив студии, просто выходите из этой двери и та, которая напротив, — туалет.
Менеджер смерил их внимательным взглядом, словно пытаясь по внешнему виду определить уровень интеллекта — поняли ли они, куда ходить по нужде — а потом вышел из комнаты. Семь стажеров остались в помещении с мужчиной, который сидел за контрольной панелью. Мужчина молчал, только щелкал мышкой, проводя какие-то манипуляции на компьютере. Хару уселся первым, остальные нерешительно присели рядом. Диван длинный, поэтому они уместились всемером, пусть и было тесновато. Молчали. Тэмин начал нервно стучать ногой, на него тут же кто-то шикнул, требуя прекратить. Хару продолжал с любопытством разглядывать обстановку. Здесь все очень темное, свет приглушенный, есть яркие акценты — те же подушки на диване, большая картина на стене. Картина интересная. Не в плане оценки художественного мастерства, а именно тем, сколько на ней всего изображено. Это что-то вроде панорамы американского бара двадцатых годов. Есть сцена с музыкантами и певцом, танцующие пары, столики по краям танцпола, гости за столами, официанты с подносами. Много людей, объектов, деталей — есть, чем занять мозг, чтобы не думать о записи.
Вскоре дверь студии открылась и внутрь вошла Им Минсо в сопровождении мужчины лет сорока. Он широко улыбался и выглядел очень воодушевленным. Его представили — Ан Роун, музыкальный продюсер, работал над всеми четырьмя треками для шоу. Сидящего за консолью мужчину тоже представили — Ли Джунхён, звукорежиссер.
Стажеры тоже представились.
— Какой красавчик, — удивленно покачал головой Ан Роун, обращаясь к Хару. — Я думал, что его камера таким красивым сделала, но он в жизни нисколько не хуже.
Хару смущенно поклонился.
— Может, он запишется первым? — Ан Роун обратился к Им Минсо, но та отрицательно покачала головой:
— У него нет опыта. Ким Дэхви, ты вроде уже что-то записывал ранее?
Тот поспешно кивнул. Насколько Хару знает, Дэхви и сам пишет песни, но сейчас он это сообщать не стал.
— Рэпер? — догадался Роун, — Хорошо, пусть будет рэпер. Давайте начнем!
Продюсеры расселись у консоли, спиной к стажерам. Дэхви вошел в вокальный кабинет. Минут пять, наверное, все готовились к записи. Дэхви за стеклом устанавливал на пюпитре листы с лирикой, продюсеры перешептывались, настраивая звук. Минсо сидела чуть в стороне, словно пришла просто понаблюдать.
Запись началась. Сделали несколько дублей. Со стороны не было ничего сложного: Дэхви просто зачитывал свои строчки в микрофон. Но вот после того, как его рэп-партия была записана, Минсо встала со своего места и указала на Хару:
— Пойдем, ты следующий.
Хару надеялся, что вторым пойдет Минки, но не устраивать же здесь сцену поэтому он просто вошел вслед за Минсо в вокальную кабину. Она решила сама ему все объяснить.
— Наушники наденешь позднее, — сказала она. — У тебя будет минут пять на то, чтобы осмотреться, привыкнуть к окружению. Хоть стены щупай — главное, чтобы тебе здесь было комфортно. Положение микрофона нужно отрегулировать под твой рост. Встань прямо, шею немного вытяни, чтобы открыть диафрагму. Сам отрегулируй микрофон по себе.
Минсо указала ему на стойку. Хару, положив листы с лирикой на пюпитр, поправил микрофон, настраивая нужную высоту.