Я сделала многозначительную паузу, чтобы посмотреть, как там моя родственница, мать вышеперечисленных кузенов. Не померла еще?
Не померла, только злобой наливается, но вместе с тем в глазах уже виден испуг, дурочкой-то папенькина сестрица никогда не была.
Так что я продолжила, раздувая этот испуг в настоящий страх, медленно, аккуратно и неотвратимо:
— Пожалейте девушку, не вмешивайте ее в это дело. Тогда, глядишь, останется в столице, я ей даже подыщу достойную партию. При ней и тетушка притулится, коли мужний род дозволит. Ну а вы, естественно, поедете в дальнее поместье. На кордон, к примеру. Дом тамошний я в порядок привела, опять же, травяная лавка на паях с гильдией с голоду не даст помереть. Позабочусь о вас, как-никак родитель. Отплачу сторицей за вашу щедрость да любовь!
— Ах ты… ты… — Павел Платоныч уже не говорил, он сипел, царапая ногтями собственное горло, будто пытался ослабить слишком тугой воротник. Только никакого воротника не было, а воображаемая удавка, наброшенная на его шею, сжималась так неумолимо, что царапай — не царапай, все одно толку не будет.
— Вам решать, папенька. — Я сбавила немного накал, улыбнувшись самую капельку мягче. — Отпустить меня с миром — и свои дальнейшие отношения с боярскими родами я буду вести сама, не вешая на вас ответственность. Или упираться, как баран из старой сказки. Тогда у меня не будет иного выхода, кроме как задействовать все способы. Вы ж не забывайте, что новый род с живым воплощением покровителя — огромный плюс империи. Перед другими странами козырнуть — мол, нам боги благоволят. И внутри простор для действий, как-никак свежая кровь. Свежая магия. А еще у меня за спиной гильдия. Я первая высокородная, владеющая магией, которой удалось стать проводником. Кто для общества ценнее — вы с вашими кутежами или я со своими возможностями? Вот-вот, подумайте.
— Ведьма, — прохрипел папенька и снова потянулся за коньяком. Залпом выпил чуть ли не полбутылки и глянул на меня злыми, помутневшими глазами. — Стерва!
— Спасибо за комплимент. — Я вернула ему пристальный взгляд и поднялась из кресла. — Размышляйте, дорогие родственники. Времени у вас до завтрашнего утра. Либо прибудете в имперскую канцелярию с адекватными условиями и мы все решим полюбовно, либо завтра после полудня я потребую у всех моих должников созыва боярского совета. Кстати, тетушка, подумайте, ведь с моим уходом ваши дети ничего не потеряют. Это папеньке будет несколько затруднительнее кутить, а вам-то что? И Николеньку бы неплохо вернуть в род как наследника, пока новость о его недееспособности не разлетелась по чужим гостиным.
Тетка вскинула на меня яростный взгляд, но в нем уже светился трезвый расчет. Ведь я говорила чистую правду.
— До завтра, мои дорогие. Жду вас в имперской канцелярии не позднее одиннадцати. Вам, папенька, придется встать пораньше.
Когда я вышла из родового особняка, свежий прохладный ветер показался мне манной небесной, настолько воздух внутри дома дрожал от напряжения и злобы.
Пройдя до ворот и свернув за угол, так, чтобы меня ни в коем случае невозможно было заметить из окон, я вынуждена была схватиться за столбик ограды, чтобы не упасть.
Уф-ф-ф!
Словно в самую глубь аномалии запросто без подстраховки сбегала. Три раза подряд, прямо по нетопыриным головам, перепрыгивая с одной на другую.
Сработает мой блеф или нет? От этого зависит слишком много. У меня, конечно, есть запасной план. И запасной план для запасного плана тоже. Но оба они настолько… аварийные, что прибегать к ним отчаянно не хочется.
До одиннадцати часов завтрашнего дня еще уйма времени, сейчас едва за полдень. Как не свихнуться от волнения в оставшееся время?
Очень просто. Позволить себя отвлечь компании болельщиков, поджидающей меня за вторым углом от поместья. Спрятались в переулке всей толпой, даже два экипажа умудрились припарковать на маленьком пятачке.
— Р-рваф! — Алешка не стал дожидаться команды и рванул мне навстречу, как только увидел. Мне пришлось долго уговаривать пса, что в дом к Барятинским со мной идти не надо. Пусть подзабудут о том, какой он большой и грозный. Все же одно дело — знать про живого покровителя рода, и совсем другое — увидеть его оскаленный чемодан возле своего носа.
Я, когда обдумывала визит, со всех сторон рассмотрела эту возможность и решила, что аргумент в виде зубов лучше приберечь на самый-самый крайний случай. В частности, вот на этот:
— Вы сняли смежный дом? Отлично! Значит, в полночь Алешка начнет выть под забором у Барятинских. Пусть думают, что это знак! Заодно не проспят.
Глава 25
Утро следующего дня встретило меня в нашей с Милой квартирке. Несмотря на волнение и диверсию, устроенную прошлой ночью с помощью Алешкиного воя, я отлично выспалась.
Может быть, из-за того, что рядом была Мила, которая теперь ощущалась окончательно родной, ближе, чем сестра. Мы как вернулись с псом и подружкой среди ночи с сеанса профилактического завывания под забором, сразу дружно выставили всех кавалеров до утра за дверь и смогли наконец не только обняться как следует, но и напиться вкусного чаю с булочками, наболтаться всласть, расчесать друг другу волосы на ночь и улечься в одну кровать под одеяло, уютно прижавшись друг к другу спинами, как котята в гнезде.
Алешка все это время был с нами и между нами, лежал под столом на кухне, чтобы мы обе могли зарыться пальцами босых ног в густую теплую шерсть, спал на коврике у кровати, стерег наши сны…
Возможно, именно поэтому утром мы обе проснулись с мыслью: все будет хорошо! Мы победим!
Волнение вернулось в половине десятого утра вместе с парнями, возникшими на пороге квартиры всей толпой. И если Лис, вежливо кивнув мне и Алешке, сразу прошел в прихожую и поцеловал Милу в щеку, то остальные так и остались за дверью. Даже Вьюжин.
— Да не мнись ты на пороге, — хмыкнула я, искоса глянув на боярыча. — Проходи уж.
— И поцеловать можно? — моментально приободрился оболтус, лукаво улыбнувшись.
— Можно, — хмыкнула я, дождалась, пока Алексей распахнет глаза от изумления, а все остальные вытаращатся на меня в шоке, особенно Игорь. И только после этого ехидно добавила: — Алешку можно и обнимать, и целовать, и даже на руках носить. Если он сам согласится, конечно!
— Р-рау? — удивился пес, когда после моих слов все дружно посмотрели на него.