— Матушка настоятельница не только мне отвечает на вопросы, — вздохнул Вьюжин. — Я как раз уходил, когда в храм наведалась Светлана, сестра Милы. Есть у меня подозрение, что они тоже хотят ее встретить, более того, не допустить, чтобы она порвала со своим родом.
— И ты решил потратить время на глупости! — Я взвилась и помчалась в комнату, хлопнув дверью перед носами двух Лешек. — Не лезьте, я переодеваюсь! Мы выходим сию минуту!
— Ботинки на тумбочке в прихожей, — вздохнул Вьюжин. — Куртку надень!
— Ты опять⁈ — Я оглянулась и подозрительно прищурилась.
— «Опять»? — Гаденыш сделал невинные глаза. — Что «опять»? Не наденешь — из дому не выпущу!
И показал мне ключ от моей собственной двери, прицепленный на цепочку рядом с его родовым медальоном! Тем самым, который невозможно снять с живого. А ключ, получается, присоседился к этому артефакту и тоже стал неснимаемым. Наш единственный с Милой ключ!
— Ах ты гад! Алешка, укуси его за жо… за пятку!
Глава 20
Давно я не получала столько жгуче-неприязненных взглядов в спину. Даже между лопатками зачесалось. И ради разнообразия это были не мои родственнички.
В спину мне пялились сразу несколько женщин, которых я после некоторого напряжения памяти опознала как бывшую семью Людмилы Оленской.
Да, бывшую! После того, как они поступили с Милой, они ее не стоят. И я помню, что окончательное решение за подругой. Если она решит их простить… я не посмею ее осуждать. Не мне судить о чужой матери и сестрах, когда своих давно нет.
Но если Мила не захочет с ними разговаривать — тогда пусть поберегутся. Я им не позволю на десять шагов к ней подойти! И не только потому, что сиреневые искорки так и скачут между пальцами, — магов возле центрального храма хватает. Просто со мной Алешка. А его все боятся. Причем так заметно, что пес ворчит от неудовольствия — пугливые люди противно пахнут и нервируют служебную собаку.
А еще со мной Вьюжин, и он тоже неласково посматривает на ожидающих у моря погоды Оленских. Я как-то забыла, что он может быть не только сладким пряником, но и настоящим наследником древнего рода, умеющим внушить страх одним своим нахмуренным видом.
— Идут! — пискнул где-то сбоку восторженный мальчишеский голосок.
И толпа загомонила, привставая на цыпочки в попытках разглядеть героев последних сплетен, гуляющих по столице. Да-да, возле храма Милу и Лиса ждали не только родственники и я со своими Алешками. Но еще и прорва совсем незнакомого народа, прослышавшего за эти дни и о моих приключениях в лабиринте, и о той, ради кого я все это сделала.
Мила, пусть и ненадолго, зато полностью по заслугам стала чуть ли не героиней народных сказок. Если родная семья не оценила ее жертву, то простые люди назвали это подвигом без лишнего лукавства. И теперь пришли убедиться, что эта сказка — со счастливым концом. Миле вернули молодость, а ее верный Лис дождался свою ненаглядную.
— Рау! — зевнул пес, безошибочно указывая мордой на боковую дверь, из которой выглянул Лисовский. Оценил толпу, таращившуюся на центральный алтарь, будто бы чудо должно было каким-то образом материализоваться прямо перед ним, и зашарил взглядом по храму.
Увидел нас, явно обрадовался и подмигнул. Мотнул головой куда-то вбок.
Я тоже понятливо закивала — кто был бы против смыться мимо всех этих зрителей и родственников! Главное, чтоб не спалили!
Лис был в куртке с капюшоном и сразу накинул его на голову, спрятавшись в тени. Следом за ним из той же боковой двери выскользнула худенькая фигурка, закутанная в платок по самые брови. Пара шагов — и эти двое смешались с толпой, теперь стало не отличить и не угадать, откуда они появились в храме.
Еще несколько напряженных секунд — и ребята рядом с нами. Лис порывисто пожал руки Снежинскому и Вьюжину, закутанная Мила подхватила меня под руку, крепко сжав мой локоть. Я невольно скосила глаза и едва не заорала от радости. Тонкие нежные пальчики подруги были совсем как до моего отъезда в затвор — гладкие, с ровной молодой кожей и здоровыми розовыми ноготками!
Ура! Все получилось!
Осталось только правильно сбежать. И у нас даже почти получилось. Но как назло, кто-то из Милиных родственниц решил посоревноваться в чуйке с Алешкой. Иначе я не могу объяснить того, что стоило нам миновать крыльцо и заметить в конце подъездной аллеи экипаж, в котором по договоренности дежурил Виктор Орловский, как дорогу нам преградили сразу три препятствия.
— Дочка! — воскликнуло самое внушительное препятствие, трагическим жестом перекидывая толстую русую косу на пышную грудь. — Доченька! Родная! Наконец-то!
— Сестренка! — чуть ли не хором воскликнули два других препятствия, помоложе и посубтильнее.
— Зар-р-раза… — вполголоса ругнулся Лис, видя, как к нам уже оборачиваются ближайшие любопытствующие в толпе. — Сударыни, вы ошиблись! Позвольте пройти!
Ага, щаз-з-з! Ни одна мымра даже на полшага не отступила! А уже знакомая мне Светлана и вовсе открыла рот, явно собираясь заголосить на весь храм.
— Тихо! — Я не выдержала и зашипела по-змеиному, осторожно освободила локоть из Милиных пальчиков и шагнула вплотную к ее матери. — Что за цирк вы здесь устроили⁈ Хотите видеть дочь — идите за нами молча! Иначе сейчас на нас накинется вся эта толпа, и разговора никакого точно не получится!
— Да кто ты така… — начала было выступление старшая из сестер, та самая, из-за которой и заварилась вся каша с проклятием богини и искупительной жертвой. Но на нее так дружно зашипели свои же, что Лика мгновенно заткнулась. И все семейство Оленских послушным гуськом засеменило вслед за нами в сторону стоянки экипажей.
— Эй! — Кажется, в толпе оказался кто-то не в меру сообразительный, проследил за встречающими и решил поднять шум. — Они уходят! Сударыни! Два слова для корреспондента «Вечерних новостей»!