Ну и ладно, ну и пусть считает это компенсацией за «по морде». Он посмотрел, я врезала — мы квиты. Другое дело, как ему преподнести этот способ расчета?
— Ар? — Под одеяло сунулся мокрый нос и ткнул меня в бок между топиком и трусиками — там, где холоднее и щекотнее всего. Я вскрикнула, моментально припомнив за верным другом эту гадскую привычку побудки.
— Алешка, фу! Предатель, ты почему пустил в дом постороннего⁈
— Я не посторонний! — Голос из кухни звучал сдавленно. — Я принес завтрак!
— Взятки едой еще хуже, чем без всяких взяток! — наставительно проорала я, ныряя в платяной шкаф с головой. Где-то там в самом потайном углу пряталась моя пижама, которую Мила обозвала мохнатым кошмаром. И носки к ней нужны шерстяные, полосатые, которые по колено…
— А он не ел. — Вьюжин обнаружился возле плиты, караулил чайник, не отрывая от него глаз. — Он проинспектировал и разрешил занести на кухню, чтобы было чем встретить новый день.
— Встретил? — ехидно спросила я, сунув нос в пакеты. М-м-м… жареные перепелки! И сырокопченая колбаса. Будто кто-то угадывает мои вкусы!
— Встре… кха! — Алексей обернулся ко мне и вытаращился так, будто я заявилась на кухню вовсе голышом, а не облачилась в то, что в моем прежнем мире назвали бы «флисовая пижамка тедди». — Кха… к… мило… и носочки полосатые… где ты это купила? Я тоже хочу!
Вот тут я на него вытаращилась. Уж на что проводники на кордоне привыкли к моим «особенностям». На что Марфа была готова принять любые мои выкрутасы. И то они на мою толстую, бесформенную и дико удобную пижаму смотрели как на самое чудовищное одеяние самого матерого психа в мире. И слезно просили не надевать ее там, где люди ходят, а то и до беды недалеко. Правда, некоторые особо умные потом втихаря заказывали мне кто жилеточку, кто тапочки из необычного материала.
Я искренне не понимала, чем плюшевая пижама так пугает народ, но берегла их нервы. А вьюжинские беречь не собиралась, у меня было четкое намерение спугнуть гостя, причем так, чтобы он убежал, а еду забрать забыл.
Кто ж знал, что гость примерно такой же чокнутый, как я сама⁈
— Тебе правда нравится? — недоверчиво уточнила я, погладив сшитую из листьев одного интересного аномального растения курточку по мягкому бежевому меху. — Серьезно?
— Шикарно! — сказал в ответ Вьюжин, подошел и потыкал меня пальцем в рукав. — Ух ты, она еще и тянется? И изнутри такая же пушистенькая? М-м-м…
— Псих, — констатировала я печально, осознавая, что этот товарищ пижамкой ни фига не отпугнется.
— Ну и пусть, — мотнул головой хитрый хмырь, наклонился и потерся щекой о мое плечо. — Что? Мне просто нравится мягкий мех! Не могу устоять!
— И поэтому заглядываешь мне в вырез, — мрачно констатировала я, отпихивая нахала. — Чаю налей, раз пришел.
— Уже бегу, моя госпожа. Как насчет сдать мне контакты портного, что шьет эти чудные костюмчики?
— Он перед тобой, — все еще мрачно ответила я, вцепляясь зубами в ближайший пирожок. С мясом. Догадался боярыч, на самый верх корзинки выложил то, с чего надо начинать.
— А-а-а… — Чай с шиповником, залитый кипятком в моей кружке, пах очень приятно, когда Вьюжин поставил его передо мной. — Зверь из аномалии?
— Не угадал.
— Хм… значит, растение? Кажется, когда мы шли, я в стороне от тропы видел что-то похожее, с широкими пушистыми листьями.
— И в кого ты такой догадливый? — Пирожок быстро кончился. Но не успела я и мяукнуть, в руке будто сам собой нарисовался следующий. А Вьюжин сделал вид, будто прожорливость юной девы его нисколько не напрягает. И вообще, кажется, ему нравилось меня кормить.
— В себя, любимого! — Несносный кавалер расплылся в самодовольной улыбке. — Я вообще идеальный кандидат тебе в мужья!
От такого заявления очередной пирожок пошел не в то горло, а пока я кашляла, в дверь позвонили.
Глава 17
— Что ты здесь делаешь⁈ — Голос Игоря звенел злым льдом.
— Завтракаю. — Вьюжин пожал плечами, проказливо щурясь. Он успел первым открыть дверь, и ему явно нравилось доводить соперника до белого каления.
Зато мне не нравилось то, что вот-вот произойдет в моей прихожей. Поэтому я отпихнула с дороги Алексея, мимоходом погладила по ушам Алешку и мрачно посмотрела на Снежинского:
— Кто будет ругаться или вредничать, пойдет снежной дорожкой отсюда и подальше. Обоих касается!
И ущипнула Вьюжина пониже спины. Не знаю, с чего решила позволить себе подобную вольность. С тем же Снежинским мне такое и в голову бы не пришло. А этот шалопай как-то незаметно стал ближе, понятнее… более свой, что ли.