Я зашипел, истекая кровью, задыхаясь, поднимая Пьющую Пепел трясущимися руками.
– Передайте своему папа́, что мы скоро встретимся.
И, посмотрев в пространство за ними, я прокричал сквозь раскаты грома.
– Давай, Феба!
Из теней на противоположной стороне моста вынырнуло размытое пятно, напав со спины на солдат с пистолетами. Львица стремительно пронеслась среди стрелков, разрывая в клочья животы и глотки. Она нанесла удар так быстро, что четверо были мертвы, не успев даже вздохнуть. Лишь потом раздались крики. Остальные пытались прийти в себя, но трудно стрелять из длинноствольного оружия с близкого расстояния, а еще труднее перезаряжать его, когда на тебя смотрят золотистые глаза, от рева вибрируют кости, а львица несется по пропитанному кровью снегу, быстрая, как выстрел, которым ты промахнулся.
Зато она не промахнулась.
Феба никогда не промахивалась.
Когда пистолеты замолчали, мы с Селин отступили по ступеням, распахнули мощные двери, отделявшие нас от них, и скрылись внутри. Разъяренные Душегубицы послали за нами своих рабов, и те волной хлынули в обширное фойе Кэрнхема. Моя эгида горела во мраке, а от подножия могучих колонн тянулись длинные тени, падая на огромный камин, кровавые занавеси которого колыхались на ветру. Мы с Селин поднимались по двум лестницам: я – с востока, она – с запада, мы яростно и бесстрашно рубились с наступавшими на нас рабами, окрашивая страницы Заветов на стенах в красный. Медленно, но неумолимо Душегубицы следовали за своими солдатами, нисколько не считаясь с потерями, лишь бы измолотить нас в кашу, пока мы не упадем.
Мы сражались как падшие, кровавый клинок и цеп Селин свистели, рассекая воздух, ария Пью звучала у меня в голове ярким серебристым крещендо. Но математика, как я уже говорил, холоднокровка… математика – та еще сволочь. И все понимали, что в конце концов мы дрогнем.
Теперь мы с Селин стояли спина к спине на бельэтаже, рабы все еще напирали, Душегубицы надвигались, смерть была в нескольких вздохах от нас. И наконец, когда их древние ступни коснулись балкона, а алые губы изогнулись в торжествующей улыбке, я заорал во все горло:
– УХОДИ, ДИОР!
Небо вспорола молния, драпировки на чреве камина разлетелись в стороны, и оттуда выскочила Диор, вцепившись в поводья Пони так крепко, что от напряжения у нее побелели костяшки пальцев. Плечи мне рассекло мечом, когда я перемахнул через перила балкона, ударился об пол в зале и запрыгнул на спину Медведя. Селин была рядом и приземлилась в седло позади меня, обхватив меня руками за талию. И мы втроем – Диор впереди, мы с сестрой позади – бросились обратно к открытым дверям, к пустому мосту и к уже очистившимся от врага склонам.
– Изобразить слабость, – пробормотал Жан-Франсуа, – чтобы выманить противника с его позиции и заставить его поскорее покончить с тобой. И тогда ты наносишь удар.
– Руссо, – улыбнулся Габриэль.
Вампир одобрительно кивнул.
– Возможно, мне все-таки стоит научиться играть в шахматы.
Мы галопом неслись вниз по лестнице, за спиной ревели Душегубицы и грохотал гром. Когда мы проскочили первую баррикаду, взгляд упал на Диор, и внутри у меня все перевернулось. На щеке у нее красовался синяк, а еще я рассек ей губу. Господи, у меня чуть сердце не разорвалось. Я не мог поверить, что ударил ее, это было так не похоже на меня, это был… не я. Но я успею попросить прощения, когда мы окажемся в безопасности и подальше отсюда.
Я всегда хотел только самого лучшего для этой девушки.
Я всего лишь хотел обезопасить ее.
Мы мчались вперед, по трупам, сквозь дым и дождь из пепла, на конях, быстрых, как серебро. Диор неслась впереди, и полы ее сюртука с золотой отделкой крыльями летели за ней. Следом скакали мы с державшейся за меня Селин, объезжая баррикады и пробираясь сквозь поднимающийся дым.
Удар я увидел, только когда его нанесли.
Он был подобен молнии, рассек пространство с такой силой, что воздух за ним загудел. Я заметил огромную кувалду с головкой размером с детский гробик, по форме напоминающей оскаленную пасть медведя. Она рухнула на лошадь Диор с силой пушечного выстрела, не просто снеся голову Пони с плеч, а превратив ее в облако красного тумана.
Диор закричала, когда ее выбросило из седла.
Я потянулся к ней, проревел ее имя.
И Киара, Мать-Волчица, занесла кувалду для нового удара.
VI. Сжигая мосты
В отчаянии я натянул поводья. Диор с воплем взмыла в воздух. И удар Киары обрушился на меня, как гребаный Божий гром.
Земля вокруг затряслась. Медведь умер еще до того, как понял, что с ним случилось. Сила Киары была ужасающей, а ее кувалда просто вдолбила останки моего храброго сосья в камень с такой мощью, что тот разлетелся вдребезги. Я пролетел по воздуху, размахивая руками, точно ветряная мельница, и врезался во все еще пылающую баррикаду, чувствуя, как ломаются ребра и расшибается лицо. Когда погибла Пони, Диор вышибло из седла. Ударившись о камень, она теперь лежала, растянувшись, на залитых кровью каменных плитах. А когда удар Киары превратил в кашу Медведя, содрогнулся весь мост, и виселицы на цепях закачались и загрохотали снизу, как ржавые колокольчики на ветру.
Селин успела соскочить и, прищурив глаза, взмахнула кровавым клинком, разрезая темноту. И хотя Киара удивилась, увидев мою сестрицу в Авелине, сегодняшней ночью она была готова к ее появлению, быстро увернулась от атаки Селин и нанесла собственный сокрушительный удар.
Молот попал прямо в грудь Селин, и сердце у меня упало, когда тело сестры просто разлетелось на части, а в небе не осталось ничего, кроме красных брызг. Но тут я заметил алую вспышку за спиной Матери-Волчицы и понял: Селин использовала ту же уловку, что и против меня в Сан-Мишоне, – обман зрения, заклинание крови. Когда ее двойник испарился, Селин ударила сзади, вонзив клинок в спину Киары, раз, другой, рассекая мертвую плоть и кости. Мать-Волчица пошатнулась, но удержалась на ногах, обернувшись с кровавым ревом.