«Ты опас-с-сен для Диор…»
– Разговаривать с ней наедине, Диор, неразумно. Селин – фанатичка. Фурия помешанная.
– Предполагается, что эта Матерь Марин, о которой она говорила, и впрямь внучка самой Иллии. Старейшей Эсани на земле. Ответы, которые нам нужны, должны быть в Дун-Мэргенне, но Селин сказала, что ты хочешь отвезти меня в Высокогорье.
Я сделал большой глоток вина.
– Верно.
Диор нахмурилась.
– Тебе никогда не приходило в голову спросить, чего хочу я?
– Диор, сейчас важно не то, чего ты хочешь. А то, что тебе нужно. Никто не сомневается в твоем духе, но ты даже не подозреваешь, что чудовищное гребаное зло дышит в дюйме от твоей шеи. И тот факт, что ты хочешь рискнуть своей шеей в сегодняшней битве, только доказывает это.
Я вздохнул, качая головой и глядя на витраж наверху.
– Да и откуда тебе знать? Ты же никогда его не видела. Ты же, черт возьми, еще совсем ребенок.
– О, мерси, – выплюнула она. – Папа́.
Мы стояли молча, хмурые и упрямые, и мне пришло в голову, что я совершенно не подхожу для всего этого. Пейшенс было всего одиннадцать, когда ее забрали у меня. А Диор с одиннадцати воспитывала себя сама, и одному Богу известно, что творила она и что получала в ответ. Она терпеть не могла, когда ей указывали, и в то же время отчаянно нуждалась в этом. Но кто я, черт возьми, такой, чтобы вообще что-то ей говорить? Она верно подметила, я не ее отец. Мне лишь иногда удавалось быть ей другом.
Диор отвернулась от меня, нахмурившись, и стала бродить среди шахматных фигур, чтобы успокоиться. Я сделал глоток вина и указал бутылкой на доску.
– Хочешь сыграть?
Она оглянулась через плечо, ее льдисто-голубые глаза потемнели от злости.
– Я не умею.
– Тогда давай играть на деньги?
Она невольно усмехнулась, опустив голову, чтобы скрыть улыбку за копной волос. Я громко рассмеялся, увидев это, Диор тоже рассмеялась, глаза у нее заблестели. Напряжение, возникшее между нами, немного растаяло, как роса весенним утром.
– Ты пьян, – сказала она, и это прозвучало почти как упрек.
– Я весел. – Я указал на другую сторону доски. – Иди вон туда. Буду тебя учить.
– Честно говоря, лучше бы ты поучил меня стоять в позиции северного ветра.
– Эта игра старше, чем империя. В ней есть уроки, которые стоит усвоить.
Диор скептически надула губы, но, тем не менее, смягчилась и, лязгая своими доспехами, встала со стороны светлой армии. Она достала из портсигара черную сигариллу, когда я махнул в сторону ее нового наряда.
– Ты просто измотаешь себя, расхаживая во всем этом металле.
Она нахмурилась и закурила, не обращая на меня внимания. Покачав головой, я сделал последний глоток «Монфора», похлопав по плечу темную фигуру рядом со мной. Она была с меня ростом, облачена в кольчугу, с длинным мечом в руках и шлемом с короной на голове.
– Это император, – объявил я. – Самая важная фигура на доске. Он может атаковать в любом направлении, в каком пожелает, но далеко продвинуться не может. Поэтому он обычно стоит здесь, в конце линии, приказывая остальным фигурам выполнять его волю.
– Похоже на парня, которого я знавала в Лашааме. – Диор, нахмурившись, выдохнула дым в воздух. – Был один такой в команде Ловкача. Мы звали его Пузырь.
– Пузырь? – Я приподнял бровь. – Почему?
– Он появлялся только тогда, когда вся тяжелая работа уже проделана.
– Да, у короны есть свои привилегии.