Которое умный волк может использовать в своих интересах.
– Я помню его, – ответил историк. – Но особой симпатии не испытываю.
– Ты и на самом деле кажешься мне маменькиным сынком, вампир.
– Если тебе когда-нибудь посчастливится встретить мою темную мать, де Леон, у тебя не останется ни капли сомнения, почему так получилось.
Габриэль улыбнулся, закидывая одну длинную ногу на другую.
– А кем же тогда был у нас папа́? Какой-нибудь толстяк барон или пьяница лорд? У тебя вид состоятельного человека.
– Присмотрись повнимательнее, – ответил Жан-Франсуа, откладывая перо. – Мой папа́ был фермером с убогой окраины Сан-Максимилля. Без капли благородства в имени.
– Чушь собачья. Ты за всю свою жизнь ни дня честно не проработал.
– Признаю, что в раннем возрасте оказался несколько невосприимчив к деревенскому очарованию, – улыбнулся маркиз. – Папа́ был… полон энтузиазма в своих увещеваниях.
– Он бил тебя?
– Одни бы сказали, что бил. Другие, что мучил. Довольно сложно объяснить иногда. Борьба отцов и сыновей?
– Подумай лучше про отцов и дочерей, – усмехнулся Габриэль.
– Судя по тому, что ты рассказал мне о своей жизни, де Леон, я бы предпочел этого не делать.
Улыбка в глазах угодника-среброносца быстро погасла, но с губ сошла медленнее.
Выпрямившись, он допил остатки вина, морщась, как будто оно было горьким. В комнате внезапно стало холодно, и над химическим шаром снова запорхал призрачно-белый мотылек. Габриэль быстро поймал его в руку, быстрый, как нож в темноте.
Маркиз выругался про себя. Он знал, что здесь нужно было действовать поделикатнее.
– Прошу прощения, Габриэль. Это была неудачная шутка.
Угодник раскрыл темницу своих пальцев, и мотылек выпорхнул на свободу.
– Истина – самый острый нож, – ответил он.
Мотылек вернулся на свой бесполезный путь, тщетно трепеща хрупкими крылышками в фальшивом свете шара. Жан-Франсуа посмотрел на дверь камеры.
– Мелина?
Лязгнул замок, дверь распахнулась, и на пороге появилась его домоправительница, как всегда исполненная долга. Одетая в длинное черное платье, с рыжими локонами, каскадом спадающими на бледные плечи, Мелина присела в глубоком реверансе, опустив изумрудные глаза.
– Чего изволите, хозяин?
– Еще вина для нашего гостя, голубушка.
– Да будет воля ваша. – Она рискнула поднять взгляд, приоткрыв рубиновые губы. – А для вас?
Губы вампира изогнулись в мрачной улыбке.
– Позже, моя дорогая.
Мелина сделала еще один реверанс и вышла из комнаты. Вампир и его пленник снова остались одни, и в воздухе повис холод, омраченный тенью пустого маяка и бормотанием призраков, которых все еще помнили.
– Я сбежал.
Последний угодник оторвал взгляд от своего кубка.