Я глубоко вздохнул, загоняя гнев и жажду в посеребренные подошвы своих сапог.
– Да. – Я кивнул. – Нам нужно поговорить. Сестра.
– Нам необходимо избавиться от этого угодника-среброносца, – начала Селин. – А еще от этих проклятых детей и бес-с-совки-оборотня. Диор прислушается к твоему совету, Габриэль, мы и так уже зря потратили время на…
– Прекрати, – рявкнул я.
Селин моргнула. Стоя под падающим снегом, она казалась высеченной из камня. Я понял, что не слышу биения ее сердца. Не чувствую тепла в ее венах.
– Нам, – сказал я, размахивая руками, – нужно поговорить.
– И о чем бы ты хотел поговорить? – вздохнула она.
– Мне, черт возьми, просто необходимо знать, сколько стоит дрочка ногами в Сан-Максимилле? Ты, случайно, не знаешь? Может, начнем с того, что я видел сегодня на реке? Ты высосала этого Дивока дотла! А еще расскажи-ка мне, где ты провела последние семнадцать лет. Кто такие Эсани? Как ты заполучила дары их крови, если ты дитя Восса? Может, объяснишь, как ты влипла во все это дерьмо?
– А если не объясню?
– Тогда, возможно, я закончу то, что ты начала, когда пыталась убить меня в Сан-Гийоме?
– Предположим, что ты настолько глуп. И как ты тогда найдешь Дженоа?
– И кто, черт возьми, сказал, что мне это надо? Обитатели Высокогорья, очевидно, тоже рассказывают легенды о мертводне, и Феба может…
– Ведьмы плоти, похитители шкур, – выплюнула Селин. – Диор – потомок влас-с-стелина небес. Именно благодаря его с-с-слугам этот мир обретет с-с-спасение. Это не какой-то там хлев для прирожденных язычников, копошащихся в грязи и воющих на Матерей-Лун. И ни один член Серебряного Ордена не может ступить на горные земли Лунного Трона и остаться в живых, вне зависимости от того, отлучен он или нет.
Селин покачала головой, оглядывая меня с ног до головы.
– Если ты отправишься в горы, ты умрешь.
Она говорила правду, я знал это. Но еще больше меня поразило то, что моя сестра думала о небесах и спасении, когда все знали, что вампиры – дети проклятых. Даже сейчас я чувствовал, как под кожей горит эгида в ее нечестивом присутствии. Но Селин размышляла как…
Как верующая, вдруг осознал я.
– Диор прис-с-слушивается к тебе, Габриэль. И хотя ты отвернулся от Вседержителя, он не отвернулся от тебя. Мастер Дженоа научит Диор, что она должна сделать, чтобы с-с-спасти эту империю и все души в ней. Включая мою собственную. Если тебе не наплевать на это.
Вздохнув, я провел рукой по волосам.
– Конечно, не наплевать, – тихо ответил я. – Ты была моей младшей сестренкой, Селин. И однажды ночью я, возможно, наберусь смелости попросить прощения за то, что случилось с тобой. Но если ты не расскажешь мне о том, кто ты такая и кем стала… после того, что я увидел сегодня… как, во имя Бога, я вообще могу тебе доверять?
– Я не должна ничего тебе объяснять, брат. По нашим подсчетам, мы уже дважды с-с-спасли тебе жизнь. Но если тебе все еще нужны доказательства моей чес-с-стности, подумай вот о чем.
Селин шагнула вперед, и моя рука инстинктивно скользнула к рукояти Пьющей Пепел при виде ярости, горящей в этих мертвых глазах.
– Все, что я выс-с-страдала, все, что я вытерпела, – вс-с-се из-за тебя. Я смотрю на тебя и чувствую, как кровь в моих жилах закипает от ненависти. Но ты привязан к Граалю, а она – к тебе. Это ясно любому, у кого есть глаза. Поэтому я глотаю с-с-свою ненависть. Пью яд твоего имени. Терплю твое присутствие, как Спаситель терпел мучения на колесе. Потому что с-с-судьба каждой души под небесами висит на волоске.
Селин снова убрала волосы с маски, и к ней вернулось спокойствие.
– Так что, если ты не веришь мне на слово, поверь в мою ненависть. И пойми, насколько это все важно, если я с-с-согласна терпеть каждую с-с-секунду в твоей компании.
Сердце у меня обливалось кровью, когда я слышал, как она это говорит. Я знал, что это правда, я просто знал это. Но когда-то она была моей младшей сестрой. Селин смотрела на меня еще мгновение – просто тень той, кем она была. Затем, не сказав больше ни слова, она повернулась, чтобы уйти.
– Ты была тетушкой.
Она застыла. Я ждал, пока эти слова висели в темноте, наблюдая за ее реакцией. Селин оставалась неподвижной, только ее плащ и волосы развевались на воющем ветру. Но когда она оглянулась, я уловил небольшую вспышку в бледных уголках ее глаз.
– Была, – повторила она.
Я кивнул, проведя большим пальцем по имени, написанному чернилами на костяшках пальцев, и снова оглядел ночь в поисках призрачно-бледных фигур, но, конечно, их там не было – их там никогда не было. Слова давили мне на плечи, как сломанные крылья.