Читать книгу «Империя проклятых» онлайн.
– Так оно и есть. – Угодник кивнул, потирая щетину. – И хотя я тоже могу показаться глупцом, историк, я все равно скажу – я этому рад. Например, если ты сражаешься просто так – ни за что, ни про что, – то именно это ты и отдашь. Ты ничего не отдашь. Но если ты борешься за что-то ценное – я имею в виду за то, что действительно имеет значение, – то пойдешь на любые меры. Братство. Семья. Верность. Любовь. За все это стоит бороться. За все это можно и жизнь отдать. В конечном счете именно это и отличает нас от вас, вампир. И то, что нас отличает, делает нас могущественными, – улыбнулся Габриэль.
Поэтому я пожал брату руку и произнес слова, которые мы с Аароном сказали друг другу во время Битвы у Близнецов, когда стояли рядом, глядя в глаза смерти:
– Оставим страх. И примем ярость.
Батист поцеловал меня в окровавленную щеку и повернулся, чтобы присоединиться к угодникам-среброносцам, устремившимся к дуну. Горцы бросились навстречу Железносердам, прорываясь сквозь авангард порченых. Раскрашенная по локоть, Бринн представляла собой источник кровавой силы и мощи, сражаясь зубами и когтями, окруженная морем своих воющих сородичей. Я видел, как медведь размером с фургон набросился на полдюжины порченых, разорвав их в клочья. Сквозь бурю пролетел ливень из стрел, пронзая рабов-мечников Восса, в воздухе затрещали выстрелы – это палили из колесцовых ружей. Некоторые части города были охвачены пламенем, нежить спасалась от огня, в воздухе висели клубы черного дыма. Сквозь темную завесу я смог разглядеть высококровок в войске Воссов, ведущих вперед рабов-мечников, но мои глаза были прикованы только к двум фигурам, светлой и темной, притаившимся за их спинами. Эти два ужасных генерала уже были старыми, когда империя только расцветала, по их вине погибла моя семья. Я слышал шелест ткани и шлепанье мягких сапог по снегу, запах свежей крови в воздухе. Обернувшись, я увидел рядом с собой Селин с лицом, закрытым пропитавшимися алым тряпками. Ее мертвые глаза тоже неотрывно смотрели на Душегубиц.
– Ты должна пойти и помочь Диор, – сказал я ей. – Проберись в дун в этом хаосе и…
– Диор пока в безопасности. Ее забрала Киара.
– Киара? Гребаный кошмар, и ты говоришь, это безопасно?
– Матери и сыновья. Отцы и дочери. Сестры и братья. – Она покачала головой. – Мы – те, кто называет себя семьей, – порой сплетаем настоящую паутину. Но пока Мать-Волчица надежно хранит Диор под своим крылом. А тебе понадобится наша помощь, чтобы победить моих тетушек, брат.
– Я думал, что тебе нет до этого дела, сестра.
Тогда она посмотрела на меня мертвыми глазами, обведенными красным, такая спокойная среди этой бури.
– Мне ес-с-сть до этого дело, Габриэль, и я всегда бес-с-спокоилась о тебе. Вот почему мне было так больно, когда я думала, что тебе на меня наплевать.
Она подняла меч и цеп, с яростью глядя на Душегубиц.
– А теперь давай пойдем и пус-с-стим кровь в память о моей племяннице.
Последний угодник наклонился вперед, и пустой кубок чуть не выпал из его безвольных пальцев. Его сестра хранила молчание, наблюдая за темными водами реки, неподвижная, как камень. Габриэль уставился на нее, его дыхание с тихим шипением вырывалось сквозь зубы и стало немного быстрее. Жан-Франсуа перестал писать и взглянул на капитана Дэлфина, когда атмосфера в камере стала еще мрачнее. Рабы-мечники в тени напряглись, готовые ринуться в бой, если в глазах угодника внезапно вспыхнет ярость, но Габриэль только сжал кулаки так, что побелели костяшки, смяв в руке золотой кубок.
– Знаешь ли ты, что такое Деянова победа, холоднокровка? – пробормотал он.
Историк снова взглянул на Дэлфина и жестом велел отойти.
– Да, – Жан-Франсуа кивнул. – Она названа так в честь короля Деяна Тальгостского, который сражался с Максимиллом Мучеником и одержал победу при осаде Каринфеля в 8 году до нашей эры. Он загнал августинцев в тупик, но потерял при этом более девяноста процентов своих сил. Эта фраза описывает триумф столь дорогостоящий, что он сродни поражению.
Габриэль смотрел на Селин, и еще мгновение воздух был тяжелым, как свинец. Выпустив из рук свой раздавленный кубок, он взял бутылку вина и отпил прямо из горлышка.
– Мы бежали вдоль разрушенной западной стены, – сказал он, слегка запинаясь. – Назад, в тыл линии Воссов. Бринн и ее отряд врезались в авангард Железносердов, но продвижение было медленным и кровавым. Я планировал обойти их с фланга и ударить по Душегубицам сзади. Схватив плащ мертвого солдата, я прикрыл свою эгиду, и мы побежали, втроем: Феба, Селин и я, перебираясь через обломки и разрушенный парапет. Дым и снег были такими густыми, что мы казались лишь тенями. Буря и битва – такими громкими, что мы казались лишь шорохом. А запах крови – таким сильным, что они никогда не почувствовали бы нашего приближения. Так мы и бежали дальше, быстро и уверенно, пробираясь сквозь завалы, сквозь бушующий шторм, не сводя глаз с этой парочки.
Они стояли на полуразрушенной арке над внешними воротами, наблюдая за разворачивающейся битвой мертвыми черными глазами. Терпеливые, древние, готовые выпустить из своих солдат всю кровь до последней капли, лишь бы в конце концов получить желанный трофей. Наши воины были измотаны сражением, а войска Восса – еще свежими. Порченые Дивоков атаковали нас бездумно и беспорядочно, а грязнокровки Восса, повинуясь воле Железносердов, делали ложные выпады и маневрировали, тесня Бринн и плясунов там, где они были слабее всего, а затем отступали для перегруппировки. Я видел, как могучая медведекровка рухнула под горой грязнокровок, видел, как падают лунные девы, поверженные залпами огня из колесцовых ружей. Предоставленный сам себе, выводок Фабьена в этот день одержал бы победу. Но отруби голову пастуху, и овцы разбегутся, вампир, а мы, три льва, как мне казалось, могли бы оторвать хотя бы парочку.
В конце концов они все же почувствовали наше приближение – даже с прикрытой эгидой практически невозможно подкрасться к монстрам, которые умеют чувствовать мысли. Но тем не менее в этом хаосе нам это почти удалось, и когда Альба и Алина повернулись к нам, я увидел, как они вздрогнули, как по рядам грязнокровок пробежала рябь. Гремели выстрелы, в нас с разрушенных улиц палили рабы, и пули со скрежетом врезались в камни вокруг, но мы продолжали бежать. От когтей Фебы летели искры, с клинка Селин капала кровь, а в моей голове пела Пьющая Пепел, разжигая огонь в груди – колыбельную, которую я напевал Пейшенс, когда она была маленькой и просыпалась ночью из-за страшных снов:
На нас уставились черные глаза, за ними устремились две черные силы, давя мне на лоб тяжестью кровавых веков. Их разум был настолько стар и холоден, что смертный не мог его постичь. Сколько им лет? Сколько убийств они совершили? Но все же я почувствовал, как они дрожат, глядя на Селин, на кровавый клинок, струящийся у нее в руке, на клыки, сверкающие в челюстях, когда она сорвала тряпки, обнажив руины, оставленные на лице и шее Лаурой.
Я чувствовал это в их шепоте.
Их ненависть.
Их страх.
– Эсани…
Габриэль замолчал, когда Селин вскочила на ноги. Последняя лиат, казалось, была захвачена очарованием битвы, как и историк, чье перо летало по странице.
– Мы тоже это видели. Это висело в воздухе. Альба и Алина были дочерями Фабьена, сестрами чудовища, которое убило меня, и то, что мы заметили хотя бы намек на беспокойство в Душегубицах, вызвало улыбку на наших изуродованных губах. Но когда мы попали на крышу привратницкой и увидели, как Габриэль и его ведьма плоти рубились с Альбой, а мы – с Алиной, все самодовольство обратилось в прах. Когда Алина извлекла клинок из своего хлыста и уклонилась от нашего удара, мы оглянулись на нашу частичку внутри Дун-Мэргенна, и с моих губ сорвался шепот:
– Киара.
Мать-Волчица добралась до Зала Корон, прячась в тени статуи Девятимечной, вместе с ковыляющими за ней принцессой и Граалем. Но вдруг она застыла, и ее глаза распахнулись, когда холодный голос произнес ее имя. Дым повис на ветру вместе с гимном серебряных ро́гов и волынок горцев, зовущей песнью о грядущем роке. Диор выругалась, Рейн стиснула зубы. Обернувшись, они увидели позади себя три фигуры, не сводящие глаз с вероломной Матери-Волчицы.