Читать книгу «Империя проклятых» онлайн.

Диор поднялась на ноги, не сводя глаз с принцессы.

– Но ты же сама говорила мне, ваше высочество. Мы – не место, где мы родились, и не люди, от кого мы родились. Для тебя это верно вдвойне. Люди, которые следуют за тобой в эти ночи, делают это не потому, что ты дочь Ниав. Они делают это потому, что в тебе горит огонь, согревая всех вокруг. Потому что нет ничего невозможного, когда ты рядом.

Диор поцеловала принцессу в щеку.

– Тень Девятимечной не может тебя скрыть, Рейн а Мэргенн. Ты слишком ярко горишь, – глубоко вздохнула Грааль. – А теперь я, пожалуй, пойду…

Диор замерла, когда Рейн коснулась ее щеки, проведя кончиками пальцев по напудренной коже. Рука принцессы дрожала, а зрачки были расширены и темны, как небо над головой. И, сделав глубокий вдох, она медленно, словно в оцепенении, шагнула вперед и прижалась мягкими губами к губам Диор.

– В первый раз? – выдохнула Диор.

– Надеюсь, не в последний. – Принцесса вздрогнула.

– Есть о чем молиться. А теперь приведите меня в порядок, ваше высочество, пока они не оторвали мою хорошенькую гребаную головку.

И это единственное слово – «они» – убило все тепло, согревавшее этот момент, снова пригласив в комнату горький холод. Рейн очень быстро уложила башню из напудренных локонов на макушке Диор, нанесла тонкий слой красной краски на губы, словно ужаленные пчелами, и немного темной туши на родинку на щеке. Но когда Грааль встала, их пальцы соприкоснулись, всего на один вздох, на одно мгновение, и за этот крошечный отрезок украденного времени тепло вернулось, и между ними вспыхнуло пламя, обещая что-то более теплое после рассвета – еще одну причину дожить до него.

Разомкнув пальцы, но все равно оставаясь вместе, девушки спустились на пиршество.

IX. Семья – навсегда

– Моим отцом…

Габриэль уставился на нас поверх потрескивающего пламени, а из ноздрей у него повалил такой красный дым, будто он собирался дохнуть на меня огнем. В общем, это было непросто – одновременно следить за тем, что происходит в шатре и с Диор, и за разговорами здесь и там. Бо́льшая часть моего разума была с братом, но одна наблюдала за Диор, как она следует за принцессой Рейн к Залу Изобилия.

– Твоим отцом, – ответили мы.

– Ты его знала.

– Я была с ним знакома. Не уверена, может ли кто-нибудь сказать, что действительно знал его.

Мой брат недоверчиво покачал головой.

– Какого черта ты мне не сказала?

– Я была ребенком, Габриэль. И была напугана.

– А потом? – спросил он. – Все это время, что мы вместе шли по этому пути?

Я уставилась на него нашими мертвыми глазами, и сверкавшая в них ненависть была моим единственным ответом.

– Двадцать один. Двадцать один год, и ты все это время знала. – Он сердито взглянул на меня, его глаза цвета грозового неба стали почти черными. – Расскажи сейчас. Кем он был? Как ты с ним познакомилась?

Мы сцепили кончики пальцев, прижав их к окровавленному подбородку. Годы и тени показались столь многочисленными и глубокими, что мне стало страшно снова окунуться в них. Шепот тех душ, которые я носила в себе, теперь доносился отчетливее, бурля под толщей мыслей. В некоторые ночи он становился таким громким, что я вообще ничего не могла слышать, кроме него, – особенно оглядываясь на прошедшие годы. Так что я понимала, почему мастер Дженоа покончил с собой. Простить его слабость я не могла, историк, но понять, каково это, – вполне. Как же сложно, наверное, было тем Праведникам, которые веками жили с таким грузом. Любой мог запросто утонуть в потоке этих воспоминаний, чужих жизней и мыслей.

Вот какую цену приходится нам платить, чтобы быть Праведниками…

– Ты сильно заболел, – сказали мы брату. – Когда тебе было двенадцать, помнишь?

– Дизентерия? – Габриэль нахмурился и покачал головой. – Я плохо помню…

– Ты почти все время был в бреду. Болезнь так сильно и быстро расправилась с тобой, что отец Луи совершил над тобой последний обряд. Жены старейшин тоже не смогли найти лекарства. Мама потеряла покой и сон и все сидела рядом с тобой – своим единственным сыном, своим любимцем, – шепча отчаянные молитвы и наблюдая, как ты угасаешь с каждым днем. Пока не дошла до крайнего предела – отчаяния. Ты презирал моего папа́ за то, как он обращался с тобой, Габриэль. Но, как бы вы ни ругались, он все равно преодолел семьдесят миль до Бринлифа, чтобы привести аптекаря. Он был настоящим Кастия, во всех отношениях. Амели поехала с ним, но я отказалась покидать тебя и сидела с мама́, молилась и смотрела, как ты увядаешь. Мы с мама́ никогда не были близки. Возможно, потому что слишком похожи. Но в тот момент любовь к тебе нас объединила как никогда.

Я опустила голову, уставившись на потрескавшуюся кожу на наших руках.

– На шестую ночь твоей болезни я вдруг проснулась среди ночи. У меня перехватило дыхание, когда я поняла: вокруг царит тишина. На какой-то ужасный миг я испугалась, вдруг мамины молитвы прекратились, потому что тебя больше нет. Но, выглянув с чердака, я увидела, что она не сидит с тобой, а стоит у очага. У нее на ладони я заметила отблеск огня – мне показалось, будто это рубин величиной с ноготь большого пальца. Но пока я смотрела, она бросила камень в камин, и я услышала шипение, почувствовала запах, который тогда был мне незнаком, но со временем я запомнила его так же хорошо, как свое собственное имя.

– Кровь, – прошептал Габриэль.