Юная Джиллиан на мгновение поколебалась, но затем взяла руку Диор и поцеловала, низко присев.
– Наша благодарность, святая дева. Да благословит и сохранит вас Матерь.
– Да. – Моргана опустилась на колени и прижалась губами к костяшкам пальцев Диор. – Да благословит вас Матерь, миледи.
Мечницы кивнули, и старшая, Арлинн, коснулась щеки Диор и пробормотала молитву. И одна за другой троица скрылась в тени, спрятав кровь Божьего Спасителя под своими одеждами, и впервые за долгое время в их сердцах вспыхнула искорка надежды.
Рейн забрала у Диор клинок и поднесла его к вьющемуся над фонарем дымку.
– Мне кажется, это как-то неправильно, – пробормотала Диор. – Мы делаем слишком мало.
– Мы должны действовать осторожно, – сказала Рейн. – Если нас обнаружат, мы не сможем вообще никому помочь.
– Скажи это людям, которых сегодня ночью выдернут из клеток.
– Это ужасно, – кивнув, согласилась Рейн. – Обрекать людей на смерть. Будь то солдаты или невинные люди, с каждой потерей теряется и часть тебя самого. Но это и значит быть лидером.
– Я – не лидер. Я – дочь шлюхи. Я спала в сточных канавах. Даже у моих блох были, сука, свои блохи.
Рейн указала на мозаику над головой.
– А Мишон была охотницей. Самой обычной. И все же возглавила армию и привела мир к спасению. Ты – это не место, где ты родился, мадемуазель Лашанс. И не человек, от кого ты родился.
– Тебе легко говорить. Ты родилась у легенды.
Рейн усмехнулась.
– Поверь, не такая уж это честь, которой можно было бы завидовать.
Диор покрутила в пальцах прядь светлых волос, кивая.
– Я своей мама́ тоже не очень нравилась.
При этих словах разноцветные глаза Рейн потемнели.
– Я не сказала, что не нравилась своей матери. Ниав а Мэргенн была величайшим лидером, которого когда-либо знал Оссвей. Моя мать подчинила себе девять враждующих кланов и объединила эту страну. Всем, что у меня есть, всем, кто я есть, я обязана ей. И я ей благодарна.
– Да я просто… – Диор пожала плечами, прикусив губу. – Эти картины. В этом замке повсюду есть портреты Ниав и ее семьи. Но… ни на одном из них нет тебя.
Рейн ощетинилась, стиснув зубы.
– У тебя очень зоркий глаз, мадемуазель Лашанс.
Диор кивнула, но промолчала. Щеки Рейн порозовели, взгляд стал жестким: очевидно, для леди а Мэргенн это была больная тема, и Диор решила не давить на нее. Она, нахмурившись, посмотрела на себя, подняв в ладонях колье на шее.
– Я только сейчас поняла… если ты была ее младшенькой, то, вероятно, вещи, которые я ношу, были твоими. Твои платья. Твои драгоценности. Прости.
Рейн глубоко вздохнула и пожала плечами, словно пытаясь прогнать холодок со спины.
– Тебе идет, – пробормотала она, мягко улыбаясь. – Возможно, за исключением каблуков.
– Честно говоря, не понимаю, как кто-то может вообще ходить в такой одежде.
– Такова цена тщеславия, мадемуазель, – ответила Рейн. – Как я уже говорила, красота может быть чем-то вроде доспехов. Но для тебя у меня припасены другие доспехи – они подойдут тебе больше. Латы, кольчуга из звеньев тройного плетения и длинный клинок из оссийской стали в придачу. – Их глаза встретились, изумруд и сапфир смотрели в бледно-голубое небо. – В один прекрасный вечер я одену тебя именно так, святая дева, клянусь.
Диор откашлялась, покраснев, и мы вспомнили тот момент в гардеробе, когда Рейн застегивала ей подвязки на чулках и ее руки медленно скользили по покалывающей коже.
– Я не дева, – пробормотала она. – Я хотела сказать, что технически это, может, и так, но…