Читать книгу «Империя проклятых» онлайн.

В залах моей памяти тлели угли.

Кровь, серебро и сталь.

– Первым городом, который мы взяли во время оссийских кампаний, был порт под названием Бах-Шиде, – тихо начал я. – На самом деле это был всего лишь плацдарм для главного вторжения Толева. Пока он продвигался к Оссвею, у него за спиной в качестве охраны остались лишь пара высококровок и сотня рабов-мечников. По указу императрицы я возглавил атаку. Мне было девятнадцать. Черный Лев, любимец Изабеллы. Мы напали с моря, нанесли удар на рассвете. И хотя большинство воинов Дивока были обычными рабами, среди них нашелся один, который сражался как демон. Сильный, как высококровка, даже несмотря на черное солнце в небе. Я встретил его на стенах и был готов покончить с ним, но, когда мы столкнулись, по клейму у него на руке и по клыкам я понял, кто он на самом деле. Бледнокровка, как и я. Отданный в рабство Неистовым. Я спросил его, кто он и откуда. И он ответил, что он дитя Толева. Смертный сын самого Приора Дивоков. А потом он изо всех сил постарался снести мне голову.

– Но Черный Лев был величайшим из всех живущих мечников, – пробормотала Феба.

– Так поют менестрели. – Я пожал плечами. – А я скажу только одно – я получил от него все, что мог, но дал немного больше, и в итоге он лежал на окровавленном камне под острием моего меча. Он был врагом, я знал это. Сыном чудовища, убить которое меня и отправили в Оссвей, но… он был всего лишь мальчишкой. Самое большее лет пятнадцати. Я тогда и не знал, что подобные мне служат врагу. Мне стало его жаль. Поэтому я сохранил ему жизнь.

Феба слегка кивнула в знак одобрения.

– Милосердие – это благородно.

– Лаклан не разделял моих чувств. Он поклялся, что убьет меня, когда представится возможность. Толев вырастил его среди Неистовых, где выживают только самые безжалостные. Сострадание считалось уделом слабых. Милосердие – уделом трусов. По-видимому, Никита бросал Лаки в ямы с голодающими порчеными, когда ему было лет десять, желая посмотреть, кто выберется. Я счел это пыткой, а Лаклан в ответ назвал меня дураком. Он сообщил мне, что старший брат учит его быть сильным. Что благородный отец искренне любит его. Что Дивоки рождены править бесконечной ночью, а Толев будет ее бесконечным императором. Но он был всего лишь ребенком. Выросшим во тьме и не знавшим ничего другого. Грехи отца – это не грехи сына, уж мне-то это было известно лучше остальных. И я не стал его осуждать. Наоборот, я садился к нему в клетку каждую ночь. Читал Священное Писание. Проявлял доброту. Пытался доказать, что мы не враги, как его учили с детства. Конечно, ничего этого он никогда не видел.

Я покачал головой, глядя на огонь и назад, в прошлое, сквозь красную пелену времени.

– А потом мы освободили скотобойни в Трюрбале. Лаклан и понятия не имел, что там делали его сородичи. И когда я показал ему зверства, творимые семьей, о которой он так сильно переживал, сквозь темную маску любви пробился мимолетный проблеск ужаса и ненависти. Именно Лаклан рассказал нам, где можно найти его отца. Именно он указал нам путь к Багряной поляне, где Толев разбил лагерь. И хотя в тот день Приор пал от моего клинка, эта была не только моя победа, но и победа Лаки. Когда Толев умер, кровные узы были разорваны по-настоящему, и Лаклан увидел, какой была его жизнь. Он направился к ближайшему костру и сунул левую руку в пламя, намереваясь сжечь метку своего отца. Но я оттащил его. Сказал, что это не его вина. Предложил путь из тьмы к свету. Два года мы сражались бок о бок, пробираясь сквозь адский огонь и кровь. Лаки был не просто моим учеником, а моим младшим братом. Угодником, которого я любил и которому доверял больше всего на свете.

Я опустил голову и провел большим пальцем по имени на своих пальцах.

– А потом он узнал об Астрид и обо мне.

– Ох ты ж, Матушки-Луны. – Феба сощурила глаза. – Это он рассказал вашим братьям о романе?

Я покачал головой.

– Если бы сложилось так, мне было бы легче ненавидеть его. Но честь была для Лаки важнее жизни, и он никому не сказал ни слова. Но я видел разочарование в его глазах, когда он смотрел на меня. Узнав, что я нарушил клятвы, которыми учил его дорожить. Думаю, в этом он винил Астрид. Все еще стремясь удержать меня на пьедестале, который сам же и воздвиг. Но он предупредил меня, что она станет моей погибелью, что Бог обязательно накажет нас за грехи. Естественно, я его не послушал. Настолько был глуп. Глуп и тщеславен.

Я смотрел в грозовую ночь, тяжело вздыхая.

– Знаешь, я до сих пор задаюсь вопросом. Что бы произошло, если бы я послушал Лаклана, когда он предупреждал меня. Да, мы бы не жили вместе, зато Астрид была бы жива.

– Не стоит так думать, – сказала Феба, поднимая голову. – Пролитая кровь – потерянная кровь. Ищи утешение в радости, которую вы дарили друг другу, и сожги все остальное во имя Отца-Земли.

Я только нахмурился, уставившись в темноту. Феба со вздохом поднялась на ноги и направилась ко мне по холодному камню. Я слышал, как билось ее сердце, чувствовал запах дыма в ее волосах и огонь в венах. Она посмотрела мне в глаза, но я отвел взгляд.

– Матери-Луны, на тебе лежит такая тень, что она запросто может поглотить солнце.

– Многие бы сказали, что я ее вполне заслужил, мадемуазель.

Феба покачала головой.

– Я говорила Цветочку и повторю еще раз для тебя: в скорби можно найти утешение. И я понимаю, почему ты считаешь, будто заслуживаешь этого мрака. Легко найти спасение в выпивке, в ярости, послать все к черту и оттолкнуть от себя всех. Ведь кажется, легче жить с холодом, чем с болью, которая непременно придет, если ты снова впустишь в себя тепло только для того, чтобы опять обжечься. Но именно этот огонь и дает нам понять, что мы еще живы, Габриэль.

Я покачал головой, и у меня за спиной возникли две бледные тени.

– Сломанный клинок не починишь, Феба.

– Неужели ты не понимаешь? Мы не ломаемся. Нас уже создали сломанными. Мы не целое. Но если нам посчастливится, если нам хватит храбрости, мы сможем найти кого-то, чьи изломы совпадут с нашими. Как кусочки одной головоломки или осколки одного разбитого клинка. Того, кто по-своему дополнит недостающие в нас фрагменты.

В воздухе витал аромат ландыша, тени у меня за спиной густели, а в опустившейся голове звенело эхо моего обещания земле. Но Феба прижала свои когтистые ладони к моим щекам, заставляя посмотреть на нее.

– Я не та, кто сломит тебя, Габриэль де Леон. Я – не юная девушка, чтобы клясться в верности мужчине, которого едва знаю. Я – дикарка. Я – ветер. Я – колючки и ежевика, кровь и шрамы, и я не люблю тебя. Но я и у тебя не прошу обещаний. И не даю клятв сама. Скажу лишь: я здесь. Мне тепло. А завтра весь мир может поглотить зима.

Феба наклонилась, касаясь губами моих губ, но сердце у меня стучало как бешеное, и я отстранился.

– Не надо, – прошептал я. – Не прикасайся ко мне.