– Чертовы менестрели.
– Тебе не за что их винить. Именно так и слагают легенды. Парень и девушка были настолько влюблены, что бросили вызов воле самих небес.
– И посмотри, что с ними стало.
– Как они? Любовь Льва? И его детеныш?
Я оторвал взгляд от кружки. Мое молчание сказало все без слов. Лицо Фионны стало еще бледнее, и на мгновение я увидел, как в ее взгляде отражается моя боль, неприкрытая, кровоточащая.
– О, Габби… – прошептала она дрожащим голосом.
– Ну да, Фи, я же поступил как и подобает герою. Убил чудовище. Но у чудовища был любящий отец. – Я покачал головой и зарычал. – Чертовы менестрели.
– Этот мир не создан для веселых песен, – сказала Фионна. – Но именно поэтому мы их и поем. Радость можно найти даже в простых вещах, например, вспомнить старые времена.
Я искоса взглянул на нее.
– Теперь ты приглашаешь меня потанцевать?
– С таким-то бедром? – громко воскликнула она, запрокинув голову. – Для меня время танцев давно прошло, мой старый друг. Но именно это я и хотела сказать. – Она кивнула на всполохи изумрудов и пламени в толпе. – Наслаждайся музыкой, пока можешь, Габби. Судя по тому, куда мы движемся, завтра весь мир может погрузиться в гробовую тишину.
Я вздохнул, встретившись с ней взглядом.
– Нам нужно продолжать путь, и как можно скорее. Если знаешь, где можно достать лошадей, я буду весьма признателен.
– Все что угодно ради Черного Льва Лорсона, – улыбнулась Фионна. – А теперь давай-ка потанцуй.
Я взял кружку и осушил до дна. Обнявшись так, как могут обняться только те, кто вместе прошел через ад, я поцеловал старую мечницу в щеку. И, глубоко вздыхая, прошел сквозь кружащиеся тела на площадку.
– Позвольте мне?
Феба перестала раскачиваться и, нахмурившись, повернулась ко мне.
– А волшебное слово?
Я поклонился, приложив руку к сердцу.
– Позвольте мне, пожалуйста, удостоиться чести пригласить вас на танец?
Ее глаза были почти скрыты за завесой локонов, но мне показалось, что я уловил искорку веселья в золоте.
– Позволю, пожалуй.
Еще раз поклонившись, я взял Фебу за руку в перчатке, и мы вместе погрузились в этот океан танцующих тел. Ноги у нее так и остались босыми, и мне не хотелось наступать на них, но я был удивлен, как быстро мы станцевались, двигаясь словно целое сквозь дым, смех и радостные крики, отбивая ритм в едином порыве со всеми. Сквозь пылающую завесу ее волос я увидел, как изогнулись ее губы, когда моя другая рука легла ей на талию, притянув ее немного ближе. Тогда мне показалось, что музыка стала громче, смех вокруг нас затих, и даже посреди этого людского моря мы остались совершенно одни. Жестокая история между нашими видами на мгновение угасла, шепот о нечестивой магии и рассказы о кровопролитии растворились в прекрасной песне.
Мелодия заиграла быстрее, и мы прижались друг к другу, крепко обнявшись. Часть меня все еще чувствовала в этом какую-то измену, кольцо на пальце стало холодным и тяжелым. Но женщина у меня в объятиях была теплой и страстной, она смеялась, вырываясь из рук. Нарастало крещендо, зал сильнее тускнел, и на краткий благословенный миг я забыл обо всем – о том, кто я и где, что я делаю и что должен делать, полностью захваченный чарами. Феба отвернулась, и я притянул ее, заставив затаить дыхание, когда песня подошла к концу. Толпа зааплодировала, менестрели поклонились, а закатная плясунья рассмеялась в моих объятиях, и локоны приоткрыли лицо. Это казалось странным, но встретившись с ней взглядом на таком близком расстоянии, я вдруг понял: новые глаза Фебы были не просто золотистыми, нет, они представляли собой сплав драгоценных металлов – яркой платины, раскаленной бронзы и острого серебра. Широко распахнутые, они устремились на меня. Мой взгляд переместился с ее хищной улыбки на подбородок, вниз по длинной, гладкой линии шеи.
И тут я увидел ее – вену, что мерно билась под татуированной кожей.
Я почувствовал, как моя голова опускается все ниже, и не успел опомниться: сердце Фебы забилось быстрее, когда мое дыхание защекотало ей горло. Жажда во мне с ревом разбилась о решетку, блаженный конец всему находился в одном вдохе, заключался в одном глотке. Я так хотел этого, Боже, я желал этого больше всего на свете, клыки у меня стали длинными и твердыми, а кожа Фебы покрылась мурашками.
Но тут заиграла другая песня. Чары между нами рассеялись. Мы с Фебой выпрямились и сделали медленный шаг назад, наблюдая друг за другом. Щеки у нее пылали, глаза горели, как горн в кузнице. А мое сердце бешено колотилось о ребра.
– Старая дама была права, – выдохнула она. – Ты действительно умеешь танцевать.
– Возможно, – сглотнул я, чувствуя сухость во рту. – Но, боюсь, это был мой последний танец. Мне лучше отправиться спать.
При этих словах ее взгляд кольнул меня, она обвела взглядом таверну вокруг нас.