– Она…
– Она – все, что у тебя осталось.
Феба присела напротив меня, не сводя с меня золотистых глаз. Ее щеки пылали от ярости, когтистые пальцы сжались в кулаки. Но, по правде говоря, ни один из нас по-настоящему не злился на другого.
– Я знаю, что она значит для тебя. Несмотря на предзнаменования и предначертания судьбы. Что она значит на самом деле, – голос Фебы звучал очень мягко, будто она понимала, что ступила на тончайший лед. – Диор рассказала мне, что с ними случилось. С твоей женщиной. С твоей маленькой девочкой. Я знаю, каково это…
– Не надо, – прорычал я. – Даже не смей, черт возьми…
Мой протест угас, когда закатная плясунья протянула ко мне руку. Ее ногти напоминали когти, достаточно острые и жестокие, чтобы вырвать сердце из моей груди. Но на ее безымянном пальце виднелся узор в виде завитков, такой же кроваво-красный, как и спирали фейри, украшающие ее тело. Кольцо верности, понял я, но не выкованное из серебра, а вырезанное чернилами и кровью в плоти.
– Ты не единственный, у кого есть шрамы, угодник, – пробормотала она.
Я взглянул на старую рану на щеке закатной плясуньи, след от топора ее мертвой кузины на плече. На предплечьях и шее красовались и другие раны. Вся она была в шрамах, как и я. Глядя на них, кто-то мог бы сочинить балладу о каждой из ее ран.
И, похоже, Фебе а Дуннсар было очень больно.
– Я понимаю, – сказала она, – почему ты так боишься. И в этом страхе нет греха, если только ты не позволишь ему управлять твоим разумом. Она пока не ушла. Только потерялась. И мы можем ее вернуть.
Я тяжело вздохнул, проводя рукой по своему окровавленному лицу. Она бесила меня, эта женщина. Воинственная. Твердая как скала. Между ее и моим родом веками текли реки крови – даже чернила на моей коже были для нее проклятием, и кто знает, какая темная магия текла в ее венах. Но она говорила верно, черт бы ее побрал. Феба мастерски умела вывести меня из себя – в этом ей не было равных, но и успокоить меня потом разговорами получалось у нее ничуть не хуже.
– Звучит так, будто она утомляла, – зевнул Жан-Франсуа, переворачивая страницу.
– Да, такой она и была, – тихо усмехнулся Габриэль. – И это то, что я ценю больше всего.
– Когда дело касается женщин, де Леон, твои мазохистские наклонности действительно говорят сами за себя.
– Женщины тут ни при чем. – Угодник нахмурился. – Сильнее всего я ссорился с теми, кто был мне дорог. Эти люди не боялись влепить мне пощечину за мой дерьмовый характер или сказать, что я веду себя как засранец. Под небесами нет лучше друга, чем честный человек.
Последний угодник-среброносец наклонился вперед, упершись локтями в колени.
– Это путь к мудрости, вампир. У своих врагов мудрый человек может научиться большему, чем глупый – у друзей. Но даже глупец может чему-то научиться, если его друзья готовы назвать его глупцом. Окружи себя людьми, которые будут тебе возражать. А если тебе не бросают вызов, научиться ничему невозможно. Если ты считаешь себя самым большим умником в этой комнате, ты, черт возьми, ошибся комнатой.
Мы с Фебой а Дуннсар не были близкими друзьями. С того дня, как я попал в Сан-Мишон, меня учили, что такие, как она, – животные. Кровожадные язычники, которые пьют кровь невинных и крадут кожу у людей. Но хотя я и не самый мудрый из людей, мне хватает мудрости прислушиваться к словам, когда я их слышу.
– Хорошо, – вздохнул я. – Работаем вместе.
Феба кивнула, усаживаясь на пятки.
– Итак, если они направляются в Оссвей, то куда именно? Ближе всего Дун-Кинн. Дивок разгромил его в прошлом году.
– И Дун-Садхб тоже. И Дун-Арисс. Даже Дун-Мэргенн пал, если то, что сказал Лаклан, правда, – я озадаченно покачал головой. – Пятнадцать лет Дивоки просидели в тупике, а теперь в мгновение ока разгромили весь Оссвей? С какого хера они вдруг стали такими сильными?
– Не знаю. Давай лучше подумаем, куда бы они ее повезли, а? В столицу Девятимечной?
Я обдумал эту мысль, медленно кивая.
– Логично.
– Значит, тебе нужна лошадь, если мы хотим их поймать. Припасы, если мы хотим их преследовать. И можно я позволю себе такую дерзость… – она поморщилась, – тебе не помешало бы помыться.
Я открыл рот, чтобы возразить, но, оглядев закатную плясунью с головы до ног, заметил, что на ней не было ни пятнышка, в отличие от меня, покрытого синяками, пеплом и запекшейся кровью. Я знал, как сильно кошки помешаны на чистоте и брезгливы, но это было просто издевательством…
– Лошадь – не единственное, что мне понадобится, – вздохнул я. – В Кэрнхеме я потерял Пьющую Пепел. После всего, через что мы вместе прошли, всего, что мы видели вместе… Она может быть где угодно…
– Ммм…
Я обратил внимание на странную нотку в голосе Фебы. Она попыталась выдержать паузу, но в итоге все же улыбнулась, и в ее странных, диких глазах мелькнуло озорство. Быстро поднявшись, она отодвинула в сторону окровавленные седельные сумки, и там, завернутая в одеяло…