– Гори в аду, пиявка, – прошипел он.
Здоровая рука Киары сомкнулась на горле Аарона.
– Вот такой у меня мальчонка.
Мать-Волчица подняла птенца и швырнула его на каменные плиты. Раздался грохот, и двор монстров одобрительно взревел. Диор едва удержалась на ногах, когда почувствовала на своем плече руку, сильную, как у дюжины мужчин.
– Не делай глупостей, девочка, – предупредил Кейн.
Киара подняла Аарона, как мешок с перьями, и швырнула его на землю, словно тачку с кирпичами. Череп у него разбился, точно орех, из носа и ушей потекла кровь. Он вонзил нож ей в грудь, но она ударила его снова, и еще раз, и еще, и стены задрожали так, будто земля содрогнулась. Он был слаб, голоден и изранен настолько, что любой смертный давно бы умер. И потому рука Аарона соскользнула с рукояти его старого клинка. Киара ослабила свою ужасную хватку, косы упали на лицо, прикрыв красную улыбку, и она сжала кулак, чтобы размозжить ему голову.
– Дочь.
Мать-Волчица застыла, взглянув на Никиту. Но глаза древнего были прикованы к Аарону, и в них светилось восхищение.
– Убери руку, – пробормотал он. – Вино, что ты нам принесла, слишком вкусно. Не стоит лить его просто так.
Суматоха улеглась, когда Никита поднялся на ноги, поправил плащ и спустился с возвышения. Диор выглядела совершенно беспомощной, несчастной и кипела от злости. Жуткая хватка у нее на плече усилилась, она все равно не сумела бы подняться, как бы ей этого ни хотелось. Но мы подозреваем, что она могла бы попытаться, если бы Аарон сам не заметил ее. Птенец растерянно заморгал, сбитый с толку, увидев ее там, но, покачав головой, попросил ее не встревать.
Теперь над Аароном навис Никита, и его темный взгляд блуждал по серебряным чернилам и мускулистой плоти.
– Ты сражаешься сердцем, Златокудрый. Но ты больше не угодник-среброносец. – Древний указал на татуировки на теле Аарона, лишенные света веры, любви к Богу. – Твой Вседержитель отвернулся от тебя. С тобой жестоко обошлись, и теперь ты отвергнут немощным царем небес. Приди же к нам, отбрось смертную гордыню и вручи свой клинок достойному его повелителю. Тебя уже переделали, дитя. Перековали в кровь Дивока, кровь могущественного Никиты, сокрушившего своей пятой весь Оссвей. Даже великий Толев не преуспел в этом. А вот Черносерд за два коротких года поставил эту нацию на колени и восседает теперь как король и завоеватель на троне Девятимечной.
Никита указал на трон из железного дерева у себя за спиной, на его мраморном пальце поблескивало железное кольцо с эмблемой рода.
– Преклони перед нами колени. Прижмись рубиновыми губами к нашей печати и поклянись в верности своему Приору. – Никита улыбнулся черной и мрачной улыбкой. – Если считаешь, что достоин его благословения.
Теперь все взгляды были прикованы к птенцу, лицо Аарона исказилось, когда он перевернулся на живот. Он оглядел зал, осознав безнадежность своего положения, а Диор вполголоса умоляла его подчиниться. Золотистые волосы, мокрые от крови, лицо искажено болью от сломанных костей и горящего серебра. Аарон полз по обломкам. Дюйм за дюймом. Капля за каплей.
Он добрался до сапог Черносерда, и железный медведь на перстне-печатке блеснул, когда Никита протянул руку. Птенец взял ее, посмотрел в древние улыбающиеся глаза. И, зарычав, плюнул кровью на символ Дивока.
По собранию прокатился мрачный ропот, когда Аарон сжал кулаки и, несмотря на свои раны, поднялся на дрожащие ноги.
– Я – Аарон де Косте, – заявил он. – Лорд Авелина и сын Сан-Мишона. Я убил столько таких, как ты, пиявка, что сбился со счета. И хотя ты говоришь, что мой Бог отвернулся от меня, я не отвернусь от него. – Его глаза наполнились кровавыми слезами, голос дрожал от ненависти. – Ибо я буду воистину проклят, если когда-нибудь преклоню колени перед таким, как ты.
Никита улыбнулся еще шире, показав свои сверкающие клыки. Он поднял ладони и обвел взглядом собравшихся, словно призывая это сборище дьяволов стать свидетелями.
– Он ни перед кем не преклонит колени. Его ценность доказана. У него Неистовая кровь.
– Неистовая! – воскликнула Сорайя, поднимая кубок. – Santé!
– Santé! – раздался крик, эхом разнесшийся по залитому кровью залу. – Дивок!
Никита двигался так быстро, что его было трудно разглядеть. Мгновенье, и его рука оказалась на горле Аарона, приподняв его так, словно он весил не больше дыма и грез. Аарон попытался вырваться из этой ужасной хватки, но древний просто поднес свое запястье к зубам и глубоко укусил. И, прижав кровоточащую вену ко рту Аарона, Лэрд Дивоков прибегнул к Хлысту.
– Пей.
Аарон сразу же прекратил борьбу. Словно по велению самого Бога, он схватил Никиту за запястье. И пока Диор в ужасе смотрела на все это, Киара все больше хмурилась, Аарон пил, как человек, умирающий от жажды. Никита улыбнулся, и вздох мрачного удовольствия сорвался с бескровных губ, пока древний глядел на птенца темными, как пустота, глазами.
– Вся моя сила, – прошептал он, – вся моя ненависть, вся моя ярость отныне принадлежат тебе, дитя. И через две ночи ты тоже будешь принадлежать мне.
Никита резко выдохнул, губы у него приоткрылись, а клыки удлинились и затвердели, пока Аарон пил. Черносерд позволил прекрасному капитану сделать еще один вожделенный глоток, облизал красным языком губы и высвободил запястье.
– На сегодня хватит, Златокудрый.
И одним движением руки Никита свернул Аарону шею.
Птенец упал на камень, и Диор выкрикнула его имя, прежде чем мучительная хватка на плече усилилась, заставив ее замолчать. Никита повернулся к Киаре, и его улыбка сверкнула как лезвие ножа.