– Мне кажется самым мудрым будет начать с того места, на котором ты остановился, – ответил Жан-Франсуа.
– Если ты ищешь мудрости, холоднокровка, то выбрал не того человека для беседы.
– Увы, но ты единственный человек в этой комнате.
Габриэль усмехнулся и откинулся на спинку кресла.
– История моей чертовой, сука, жизни.
– Нужна, чтобы ее продолжить. – Историк, поджав губы, смахнул с рукава сюртука воображаемую пыль. – Ты проехал пол-империи, чтобы отомстить за убийство жены и дочери. Намереваясь уничтожить Вечного Короля Фабьена Восса. А вместо этого стал опекуном девушки по имени Диор Лашанс, последнего отпрыска из рода святого Спасителя. Твои братья из Ордо Аржен пытались убить тебя, а старая подруга Хлоя Саваж намеревалась принести в жертву мадемуазель Лашанс, совершив древний ритуал, призванный положить конец мертводню. Но при помощи своей сестры, которая оказалась одной из своих и называла себя Лиат, – тут губы вампира скривились в презрении, – ты поднялся на вершины Сан-Мишона, заколол своих бывших товарищей, как святых поросят, одного за другим, и спас Грааль от верной смерти. Счастливый конец для всех.
Жан-Франсуа помахал пером, приподняв бровь.
– Если ты, конечно, не член Серебряного Ордена.
Последний угодник-среброносец ничего не ответил, уставившись на стоявший между ними химический шар и оглядываясь назад, на далекие, давно прошедшие годы. Из какого-то уголка камеры на свет выбрался бледный, как голый череп, мотылек и теперь порхал вокруг. Габриэль смотрел, как насекомое тщетно бьется о стекло, вспоминая трепет тысяч крошечных крыльев, когда он падал с монастырских высот, когда так называемые братья перерезали ему горло. Ощущая вкус древней крови, оттащившей его от края смерти. Бледная фигура в кроваво-красном плаще, стягивающая фарфоровую маску, чтобы показать скрытое под ней лицо – лицо чудовища и… сестры.
«Почему ты мне не сказала, Селин?»
«Потому, что вс-с-се, что я вытерпела, вс-с-се, кем я с-с-стала, из-за тебя».
Последний угодник сделал еще один медленный глоток вина.
«Я ненавижу тебя, братец».
– Де Леон?
– Ты когда-нибудь задумывался, чем все это закончится, Честейн? – наконец спросил Габриэль. – Когда вы вскроете горло последнему смертному? Когда высохнет последняя капля крови, которую вы сосете у нас? Когда блажь твоей императрицы по поводу Грааля обнажится и твои родичи станут бросаться друг на друга, как собаки, потерявшие последнюю кость? Как думаешь, ты будешь драться? Или умрешь на коленях?
– И на коленях можно обрести всевозможные блаженства, – улыбнулся историк и провел пером по губам. – Но уверяю тебя, у меня нет намерения умирать.
– И у нее тоже не было, вампир.
Угодник-среброносец вздохнул, все еще потерянно вглядываясь в свет.
– Не собиралась она умирать.
Габриэль де Леон откинулся на спинку кресла, и в серых, как грозовое небо, глазах на мгновение отразился химический шар. Воздух был холодным и неподвижным, если не считать теплого шепота его дыхания, мягкого биения пульса и бархатного прикосновения крыльев летучей мыши к ночному небу за окном.
Историк занес перо над страницей.
Весь мир затаил дыхание.
И, наконец, последний угодник заговорил:
– Знаешь, я до сих пор помню все, как будто это было вчера. Так ясно вижу, что даже страшно. Мы вдвоем стоим перед алтарем. Собор пуст и безмолвен. К потолку поднимается дым, в окна льется жалкий рассвет мертводня, и статуя Спасителя взирает сверху на кровавую бойню, которую учинил я. Но больше всего мне запомнилась кровь. Как она застывает на полу. Пульсирует у меня в венах. И лицо девушки рядом со мной – все в алых брызгах.
Диор все еще была закутана в ритуальные одежды, в которых ее хотели умертвить. Цена, которую, по их мнению, стоило заплатить, чтобы спасти мир. Она стояла в звенящей тишине, уставившись широко распахнутыми голубыми глазами в полукружьях синяков. На меня. Ее грешника. Ее спасителя. И, убрав с лица копну пепельно-белых волос, она прошептала:
– Как нам теперь быть?
– Думаю, надо тебя с сестрой познакомить, – вздохнул я.
– Сестрой?
– Длинная история.
Диор молча смотрела, как я встал на колени возле тела Хлои. Мышино-каштановые кудри моей старой подруги пропитались кровью, пустые зеленые глаза с незрячим обвинением смотрели на человека, который обрек этот мир на тьму. Я закрыл ей веки перепачканными кончиками пальцев, а затем поплелся по проходу, делая то же самое с каждым угодником-среброносцем, которого убил. Здоровяк де Северин, коротышка Финчер, старый аббат Серорук. Друзья. Братья. Наставник. Я положил им на грудь мечи и закрыл им глаза. Навсегда. Но ни за кого из них я не помолился. И, отодвинув окровавленный плащ Серорука, я обнаружил…