Палач не обратил на нее никакого внимания. Юноша в его объятиях напрягся, дыхание у него стало прерывистым, улыбка угасала. Но вампир все равно пил, стонал, рычал. Издав последний вздох, его жертва задрожала, как любовник, достигший оргазма, каждый его мускул напрягся в истоме. А затем Кейн ослабил свою убийственную хватку, позволив телу безжизненно, с глухим стуком упасть на снег.
Палач ухмыльнулся, между его губ тянулись рубиновые нити украденной жизни.
– Вот теперь и тебе найдется место, девочка.
И, развернувшись на каблуках, он зашагал вслед за Сорайей и Матерью-Волчицей. Диор посмотрела на мертвого юношу, изо всех сил сдерживая рвоту. Хоакин обменялся взглядом с другим рабом, но, глубоко вздохнув, поднял Диор и втолкнул ее в зловоние и давку, царившее в клетке с другими «ценными трофеями», и запер за ней дверь. Его сородич подхватил свежий труп, словно это была охапка соломы, и, не оглядываясь, пара зашагала к костру, а Элайна, виляя хвостом, следовала по пятам за своим хозяином.
– Хоакин? – раздался чей-то голос.
Юноша остановился и повернулся к фургону, куда поместили Диор, заморгав при виде фигуры, которая теперь тянулась к нему сквозь решетку. Конечно же это была Исла, девушка-оссийка, ругавшаяся на Габриэля из-за картошки и сказавшая Диор, что лучше б они оставили ее в покое.
– Исла? – прошептал он.
– Да, это я! – Девушка прижалась лицом к решетке, две родинки на щеке потемнели от слез. – О боже, Хоакин, я думала, ты умер! Я думала, они захватили тебя!
Хоакин взглянул на идущего рядом раба-мечника, на нежить вокруг, на холодный предрассветный ветер, который взметал снежинки между ними. Судя по тому, как Исла говорила о своем единственном, эти двое по-настоящему любили друг друга до падения Авелина. Но теперь, снова встретившись, Хоакин смотрел на нее так, словно она была незнакомкой. Холодно. Жестко. Каменным взглядом.
– Они действительно захватили меня, – ответил он.
И, не сказав больше ни слова, поплелся к своим товарищам.
Диор прикусила губу, когда Исла снова выкрикнула его имя. Другой клейменый проревел, призывая к тишине, и ударил ее дубинкой по руке. Исла взвыла, втянув руку назад за решетку. К щеке Диор прижалось холодное железо, а сердце забилось в жутком ритме: до нее наконец-то дошло, где она на самом деле оказалась. Пройдя мили и мили по мрачным пустошам, направляясь в страну, которую она никогда не видела, в плену у монстров, которых она и представить себе не могла.
Она встретилась взглядом с Ислой, девушка слегка кивнула, узнав ее. Губы Исла плотно сжала, пока баюкала свою раненую руку. Голос Диор тихо прозвучал в полумраке:
– Где они вас поймали?
– В нескольких днях пути к северу от Авелина, – ответила Исла. – Мы не очень-то далеко продвинулись без тебя.
– А что случилось с братом Лакланом? Он пал? – вздохнула Диор.
– Нет. – Исла покачала головой. – Он бросил нас.
– Бросил вас? Он же должен был позаботиться о вас, почему…
– На реке мы встретили других угодников-среброносцев, – пробормотала Исла. – Они направлялись на юг. Брат Лаклан поговорил с крупным мужчиной с железной рукой. Я не слышала, о чем они говорили, но брат разозлился. Даже пришел в ярость. И, не сказав ни слова, отправил нас одних в Сан-Мишон, а сам отправился на юг со своими братьями.
– Дерьмо, – выругалась Диор, опустив голову, и глубоко вздохнула. – Прости, Исла, что так вышло.
– Вы ни в чем не виноваты, мадемуазель Лашанс. Такова воля…
– Мадемуазель Лашанс?
Бледно-голубые глаза Диор распахнулись, когда она повернулась на этот голос, и у нее перехватило дыхание. И тут она увидела его, крепко зажатого среди других пленников, но достаточно высокого, чтобы возвышаться над ними, и его недоверчивая улыбка была яркой, как солнце когда-то.
– Батист?
Она прошептала имя большого зюдхеймца, когда он начал протискиваться к ней, пробираясь сквозь плотную толпу. Диор нырнула между людьми, и, хотя была гораздо меньше его, тоже старалась изо всех сил пробиться сквозь локти и ребра, и где-то в самой гуще они встретились, и чернопалый попытался обнять ее своими ручищами.
– Великий Спаситель, это и вправду ты, Диор!
– Батист! – всхлипнула она, обнимая его, как тонущая девушка обнимает плывущее дерево. – О, слава мученикам и Деве-Матери! Мы думали, ты мертв!
– Со мной все в порядке, милое дитя, – выдохнул он, и его темные глаза заблестели от слез. – Боже правый, вот уж не думал, что снова увижу тебя! Разведчики, которых мы послали, так и не вернулись, а потом Дивоки…
Чернопалый покачал головой, притягивая ее к себе, чтобы она посмотрела ему в глаза. Он казался ей красивым, этот кузнец из Авелина: волевой подбородок, смуглая кожа, коротко подстриженные волосы с проседью на висках и в бороде. На нем были темные кожаные штаны, отороченные светлым мехом в пятнах крови, а большие, покрытые кузнечными мозолями руки нежно сжимали ее руку.
– Как ты здесь оказалась? Ради всего святого, где Габриэль?