Он ударил ее кулаком по лицу, и мрачная ночь сменилась ослепительно ярким днем, пульс застучал барабанным боем, из глаз посыпались искры.
За спиной Шая выросла размытая фигура Хоакина.
– Хозяйка сказала, что ее нельзя…
– Трогать? – рявкнул здоровяк. – Она сломала мне нос, и я выпотрошу эту мерзкую худосочную свинью.
Шай сунул длинный жестокий нож под подбородок Диор и надавил.
– Слышь, ты, крыса полудохлая? Я вырежу в тебе новую дырку, а потом подумаю, в какую тебя трахнуть.
В лицо ему полетел ком кровавой слюны, и Диор зашипела сквозь красные зубы:
– Жуй дерьмо, ты, трусливый хреносос.
Шай в ярости смахнул слюну с губ.
– Ну теперь ты точно напросилась…
Он поднял клинок, а Диор, извиваясь, попыталась освободиться, обессиленная, но непокоренная. Но спас ее юноша из питомника: Хоакин нанес Шаю удар ногой между лопатками и сбил его с ног в мерзлый снег, плюнув ему в рот, пока тот ревел.
– Хозяйка сказала, что ее нельзя трогать!
– Твоя хозяйка, а не мой хозяин, – прошипел Шай, вскакивая на ноги.
– Лорд Кейн подчиняется моей хозяйке, и ты тоже!
– Кем ты, черт возьми, себя возомнил? – грозно спросил Шай, поглаживая свой сломанный нос. – Тебя заклеймили всего-то пару недель назад, а ты меня учить будешь? Киара и капли бы на тебя не потратила, если бы не твои чертовы собаки, которые понадобились ей для чертовой охоты. Эта дурная сука оскорбляет и позорит моего хозяина каждым вздохом, но будь я проклят, если стерплю то же самое от тебя!
Шай набросился на Хоакина, пытавшегося схватить его за руку, в которой был нож, а Маттео прыгнул мужчине под ноги. Диор отползла по снегу назад, по губам у нее текла кровь, а клейменые рабы и гончие повалились кучей на землю. В ночи раздался визг, Маттео отлетел в сторону, кувыркаясь по мерзлой земле. Воздух прорезал влажный звук металла, вонзающегося в плоть, вздох, стон. И, отбросив с лица пропитанные кровью волосы, Шай поднялся с дымящегося снега. Хоакин лежал на спине, на его губах лопались красные пузыри. Диор поползла от Шая, пытаясь нащупать пальцами ветку, камень – хоть что-нибудь.
Шай поднял нож, и в его голубых глазах застыла холодная жестокость.
– Ну а теперь возьмемся за новую дырку…
В сумерках раздался ужасный звук: как будто разом треснула целая дюжина зеленых веток, а затем послышался влажный хлопок разрывающихся легких. Шай тупо уставился на кулак, выскочивший у него из груди, залитый кровью и сжимающий горсть дымящегося мяса. Ему хватило времени, чтобы разглядеть все еще бьющееся собственное сердце, прежде чем кулак сомкнулся, превращая его в кашицу. А потом рука вырвалась из зияющей в грудной клетке дыры, а самого Шая разорвали на части.
Куски его плоти разлетелись в разные стороны, как фейерверк на празднике, оставляя за собой след не света и пламени, а запекшейся крови. Диор вздрогнула, когда на нее брызнула мощная красная струя. А на том месте, где только что над ней нависал Шай, теперь стояла Киара Дивок, с головы до ног покрытая тем, что было в нем лучшего, и сапогами, забрызганными тем, что было в нем худшего.
Вытерев с глаз красную жижу, Киара опустила правую руку на землю и присела перед задыхающейся девушкой. Голос ее прошуршал тихо, словно гравий:
– Слишком уж ты быстронога для мышонка.
– Что, во имя великого Толева…
Мать-Волчица оглянулась через плечо, когда на поляне появился разъяренный Палач, осматривая место побоища. Хоакин лежал на спине, его трижды ударили ножом в грудь, снег под ним пропитался красным. Элайна стояла рядом с юношей, поскуливая и слизывая кровь с пальцев хозяина. Маттео валялся на животе, из раны на шее текла кровь.
– Что здесь произошло? – спросил Кейн. – Ты убила моего человека?
– Я предупреждала тебя, кузен, чтобы ты держал этого пса на поводке.
– Он был моей собственностью! – выплюнул Кейн, выпрямляясь во весь рост. – Я заклеймил его собственной рукой! И он верно служил мне двадцать лет. А теперь с ним покончено, и ради чего? Ну помял бы он немного этот персик, ну откусили бы мы по кусочку. Тебе жалко, что ли? Ты, мать твою, совсем рехнулась, Киара.
– Следи за языком, кузен. – Мать-Волчица медленно встала, поворачиваясь лицом к Палачу. – Или потеряешь гораздо больше.
Кейн зарычал, но прикусил язык, стиснув зубы. Бросив предостерегающий взгляд на Диор, Киара подошла к Хоакину и нависла над умирающим юношей. Он поднял окровавленную руку, не в силах говорить, но умолял взглядом. Мать-Волчица могла напоить его из своего запястья, залечить раны, но она не сдвинулась ни на дюйм, чтобы помочь ему.
– Охота окончена, Поэт, – пробормотала Киара. – Отслужил свое мальчик-собачник.