– Я не знаю, зачем я понадобилась Воссам, – выплюнула Диор.
Киара перегнулась через перила и посмотрела в пропасть, куда свалились Принцессы Вечности. Она не была старейшей, но и глупой не была. Третьерожденная Никиты, достаточно хитрая, чтобы обрести власть, став фавориткой своего Приора после резни на Багряной поляне, и достаточно жестокая, чтобы до сих пор пользоваться ею.
Она шагнула вперед, быстрая, как зимний ветер, несмотря на свой рост. Диор поднесла сребросталь к своей коже, но смазать лезвие не успела. Мать-Волчица схватила ее одной рукой в перчатке за запястье, а другой – за горло. Диор зашипела, Киара без усилий подняла ее и подвесила над зияющим провалом. Диор сопротивлялась, сквозь зубы выдавливая проклятия, но ее жалкие потуги напоминали попытки разбить детским кулачком горный склон.
– Поспи-ка пока, мышонок, – сказала Киара.
Вампирша сжала ей шею, желая перекрыть приток крови, но не задеть при этом кость. Лицо Диор побагровело, и сознание покинуло ее. У нее хватило ярости набрать полный рот слюны, но не хватило дыхания, чтобы плюнуть. Попытка непокорства не увенчалась успехом – на наручи Матери-Волчицы попало лишь несколько брызг. Но пока она сопротивлялась – в последнем порыве ярости, – кровавый плевок задрожал, прополз еще на несколько дюймов вверх по коже Киары, прежде чем окончательно застыть. И, обмякшая, как рыба без костей, Святой Грааль Сан-Мишона скользнула во тьму.
Киара же потянулась за железными наручниками у себя на поясе, застегивая одну пару на запястьях Диор, а другую – на лодыжках.
– Если ее так возжелали Железносерды, – объяснила она, – значит, и Граф возжелает ее. Простая бойня – не единственный путь к почестям, кузен. Если бы ты это понимал, тоже мог бы занять особое положение в его кругу.
– Ах-ха, – тихо усмехнулся Палач. – Хочешь сказать, если б встал на колени у него в будуаре.
Закинув девочку на плечи, Киара отбросила золотой флакон, который одолжил ей Кейн, и встретилась с колючим взглядом младшего Дивока.
– Не расслышала, кузен. Что ты там вякнул? Вроде как оскорбил моего создателя, твоего кровного дядю и Приора твоего рода? Нет, не может такого быть. Не повторишь?
Кейн ничего не ответил, с угрюмым видом повесив флакон себе на шею, и Мать-Волчица повернулась к юноше, ожидавшему их на причале у моста. Уроженец Нордлунда, он был хорош собой, с острыми, как ножи, скулами и длинными волосами, густыми и черными, точно чернила. Он стоял в окружении крупных снежных гончих и смотрел на Киару с нескрываемым восхищением.
– Буря усиливается! – крикнула она. – Сможешь отвести нас обратно к остальным?
– Если пожелаете, – ответил он, – я проведу вас через пламя ада и обратно.
– Сегодня обойдемся без поэзии, мальчик. Я не спрашивала, хочешь ли ты, я спросила, сможешь ли.
Юноша опустился на колени в снег рядом со своими собаками. Они были прекрасной парой: лохматый темно-серый самец и более светлая самка, той быстрой нордской породы, известной как лансеры.
– Маттео и Элайна привели нас сюда, хозяйка. Они же отведут обратно.
– Тогда действуй, Поэт. И побыстрее. Время не ждет, даже тех, кто вне времени.
Юноша кивнул и повел своих гончих обратно на холм. Палач взобрался на своего порабощенного сосья, ему не терпелось поскорее уйти. Но Мать-Волчица снова повернулась к Кэрнхему, изучая его острые, как мечи, шпили прищуренными глазами. Оторвав свой могучий боевой молот от камня, она провела кончиками пальцев по голове ревущего медведя, глядя вниз, в пропасть, куда упал мой брат. Глаза у нее до сих пор были красными от выпитой крови, губы растянулись в улыбке, когда она сплюнула в пропасть.
– Приятных снов в аду, Лев.
И с судьбой всех душ под небесами, без сознания перекинутой через плечо, Киара Дивок повернулась и потащилась к своей испуганной лошади.
– Откуда вы это знаете?
В последний момент лиат перевела взгляд с грубо отесанного потолка на историка на другом берегу реки. Жан-Франсуа сидел в кожаном кресле, продолжая что-то писать в своем талмуде при тусклом химическом свете. Но его вопрос повис в воздухе, словно эхо бурлящей черной воды.
– Знаю что, грешник?
– Что делала Лашанс, – сказал маркиз. – О чем она думала.
– Разум Грааля всегда был запертой дверью для нежити, – ответила Селин. – Мы не знали, о чем она думает. И не утверждали этого. Мы рассказали тебе только то, что видели сами.
– Но как? Вы же совершенно точно не присутствовали при этом испытании, мадемуазель Кастия. И все же рассказываете эту историю, как будто собственными глазами видели ее. Слышали. Прожили.
В угольно-черных глазах отражался свет химического шара. И хотя губы были милосердно скрыты за серебряной решеткой, Жан-Франсуа был уверен, что Селин улыбается.
– Терпение, холоднокровка.
На последнем слове она снова подняла взгляд к потолку и продолжила.
Чтобы достичь своей цели, Неистовым требовалось три ночи, но в первую же ночь Диор проснулась на рассвете. Подняв голову в темноте, она обнаружила, что лежит, свернувшись калачиком, на чем-то теплом и мохнатом, связанная, с заткнутым ртом и повязкой на глазах, а вокруг бушует приглушенная буря. Она попыталась заговорить, дернувшись, но чья-то пара рук удержала ее на месте.