Владыка вынужден был сидеть, так чтобы ноги, измученные подагрой, все время были в тазу с отваром лечебных трав.
— Читай, — велел он своему канцлеру.
И брат Родерик стал читать письмо от епископа Маленского в четвертый раз кряду.
— Кого он имеет в виду? — спросил архиепископ, когда викарий окончил чтение.
— Это тот головорез, что привез нам раку из Фёренбурга, — ответил канцлер.
— А, кажется, его звали кавалер Фолькоф! — стал припоминать курфюрст.
Брат Родерик был немало удивлен тем, что курфюрст помнит имя этого человека. Он улыбнулся и сказал:
— Восхищаюсь вашей памятью.
Архиепископ не любил лесть, он подвигал ногами в тазу, не очень-то, видимо, довольный этим лечением, махнул на викария рукой и, поморщившись от боли, сказал:
— А еще он устроил инквизицию в Хоккенхайме, и наш казначей говорит, что значительно помог нам в избавлении от надоедливого нунция Его Святейшества, да простит меня Господь.
— Именно так, монсеньор.
— И вы с епископом из Малена готовите ему новое дело?
— То было бы разумно, нам нельзя допустить того, чтобы курфюрст Ребенрее сдружился с еретиками.
— А как ты собираешься заставить этого головореза устроить свару на границе? Это ведь дело опасное: либо еретики его убьют, либо сеньор в тюрьму кинет. Зачем ему это? Или ты дашь ему денег?
— В казне нет денег, — отвечал викарий, — думал я, что вам надобно этого человека просить, вам он отказать не посмеет. Тем более, что дела опасные ему привычны.
— То есть тебе нечего ему предложить, но ты собираешься просить его поссориться со своим сюзереном и повоевать за тебя? — Архиепископ смотрел на викария с усмешкой.
Викарий молчал, он не понимал, почему бы головорезу не повоевать за интересы Святой Матери Церкви.
— Кто наградил его за инквизицию в Хоккенхайме? — продолжал архиепископ.
— Наш казначей, брат Илларион говорил, что ему досталась часть денег из тех, что у ведьм взяты были.
— То есть мы дали ему немного денег из тех, что он нам добыл? — Курфюрст понимающе кивнул. — А почести? Ты поблагодарил его?
— Думаю, что его поблагодарил брат Илларион, — предположил викарий.
Архиепископ разочарованно махнул на него рукой:
— Нет, не был бы ты великим государем. Даже родись ты в семье государей, никто из великих мужей не стоял бы у твоего трона. — Он повернулся к одному из монахов: — Брат Александр, вели принести мне мои доспехи. Кажется, этот головорез, этот Фолькоф, моего роста?
Он немного льстил себе. Архиепископ был высок, но кавалер еще выше, однако об этом викарий говорить монсеньору не стал. Он только заметил:
— Если Ваше Высокопреосвященство думает подарить их головорезу, то я напомню, что за этот доспех мы заплатили мастеру шестьсот золотых эгемских крон.
— Безумная расточительность, — вздохнул епископ, — шестьсот крон, а надевал я его всего один раз, шесть лет назад, когда еретики стояли под стенами Ланна. Теперь я в него не влезу даже.
— Может, это исправить, нам нужно найти мастера и попросить расширить кирасу.
— Расширить придется все, — неожиданно зло сказал архиепископ. — А что ты прикажешь делать с моими ногами? Может, найдешь мастера, чтобы и их исправить? — Викарий благоразумно не стал развивать эту тему, только поклонился. — И продать его не удастся за хорошую цену, — продолжал курфюрст. — Так что подарим доспех головорезу. Какие цвета его герба?
— Лазурь с серебром, и черный ворон с факелом в когтях, — без запинки вспомнил канцлер.
— Вели найти шелка в моих кладовых: лазурь и серебро. Когда он явится за ответом?