Теперь не ответил монах, а что тут скажешь?
— Значит, глаза у него были желтые? — задумчиво спросил кавалер у юноши.
— Именно так, — ответил Максимилиан.
— А случилось это с тобой уже в моей земле или то было еще в землях Малена?
— Города уже видно не было, — сказал Максимилиан, припоминая, — но я от него недалеко ушел. Не могу сказать точно, кавалер.
Волков задумчиво покачал головой и растер лицо ладонями, как ото сна. И вот как тут быть? Сначала казалось, что земелька дрянь, пустыня, потом вроде и ничего, если руки приложить. А теперь вот тебе еще досада, да какая. Вервольф! Оборотень! Словно провидение над ним издевается. И тут, видя его уныние, монах повторил, в который раз:
— Так, может, то не ликантропус был. Может, и нет нужды беспокоиться.
— А кто же тот, у кого глаза желтые и кто по ночам за людьми рыщет, да еще на деревья лазит за ними? — спросил Волков.
— Ну, может, демон какой, — предложил брат Ипполит нерешительно.
— Демон? — Волков в изумлении уставился на него. — Вот так ты меня точно успокоил, брат-монах.
Он бы и еще что сказал монаху, да тут увидал, что к лагерю подъехал Сыч. Волков встал и сказал, обращаясь к Максимилиану и монаху:
— Об этом никому ни слова.
— Да, кавалер, — поклонился оруженосец.
— Да, господин, — откликнулся монах. — Дозвольте мне идти, хочу ребенка местного посмотреть, хвор он.
— Чем хвор? — насторожился кавалер.
— Холера, господин, — отвечал монах. — Откуда взялась, понять не могу. Велел матери держать его отдельно от других детей.
— Выживет? — Волкову еще один нож в сердце. Холеры ему тут еще не хватало.
— Молю о том Бога, — отвечал брат Ипполит. — Дети при холере часто выживают, но то дети, что не отощали. А здесь все дети тощие, и бабы тоже тощие, вчера одна беременная баба была в огороде, так раньше времени разрешилась чадом мертвым. Думаю, это от худобы. Люди — кожа да кости. В чем дух живет — непонятно. Как погляжу…
— Ступайте, — вдруг резко сказал Волков, не дав ему закончить.
Максимилиан и монах молча поклонились и тут же ушли. Кавалер не в духе, уж лучше не тревожить.
И действительно, господин зол был неимоверно. Едва сдерживался. И опять чувствовал себя обманутым. А как таким себя не чувствовать, если жалованная земля — дрянь. И мужиков мало, а те, что есть, дохнут от хвори и голода. Чуть не раздавил он свой серебряный кубок с вином, тот, что купчишки из Ланна ему подарили, хорошо, что опомнился.
В самый раз тут Сыч приехал.
— Верите, нет, экселенц, два раза чуть в овраг не упал. Считай, на ощупь ехал. Овраг на овраге, овраг на овраге, — бубнил Сыч о своем подвиге. — Чуть шею не свернул.
— Хватит, дурень, причитать, я и сам знаю, что у меня за земля, говори: ушли рыбаки?
— Какое там, на вечерней зорьке сети проверили, рыбу взяли, какую в посолку, какую в коптильню, снова сети поставили. До утра не стронутся.
Действовать ему захотелось. За делом и злость можно утолить. Это было как раз то, что ему сейчас нужно. Сыч еще что-то говорил ему вслед, а Волков уже шел к большой палатке, туда, где у костра сидели офицеры.
— Карл, — позвал кавалер, подойдя, — мне потребуются двадцать людей, найдутся среди ваших охотники? Правда, денег много не дам, мне люди нужны будут на один день.
— И когда же они вам нужны будут? — спросил Брюнхвальд.
— Немедля, — отвечал Волков. — Выходим сейчас.
— А что за дело? — поинтересовался Рене.