— Истинно, — заметил землемер, который прислушивался к их разговору, — тем более, что не так уж земля ваша и бедна. — Он указал на зеленые поляны, мимо которых они проезжали: — Вон Южные поляны, двенадцать тысяч десятин хорошей, самой лучшей вашей пахоты.
— Так отчего же не ее пашут мужики? — спросил Волков.
— Так далеко до Эшбахта, — объяснил Куртц. — Два часа верхом, а для телеги и вовсе нет дороги. Даже если урожай и будет, как с ним поступить? Куда деть?
— Эх, дураки, — махнул рукой Ёган, — дороги нет, а река-то течет прям тут. Чего урожай в Эшбахт тащить, когда купчишки по реке шныряют. Амбар какой-никакой на берегу поставь, мостушки, чтобы причалить можно было, поставь да кликни купчишек, так они сами приплывут. Еще и в драку будут брать. Паши земельку да продавай урожай, чего тут мудреного? Говорю же, здесь руки надо приложить малость.
И опять слова Ёгана показались Волкову дельными, он молчал, но думал обо всем сказанном все больше. И тут он остановился и спросил у Куртца, указывая на берег реки:
— А это что? Это тропинка, что ли?
— Да, — сказал тот, приглядевшись, — тут река быстра, плыть против течения невозможно, тут баржи тянут по берегу наемные мужики с конями. В упряжь баржу берут и тянут вверх. Тот берег крут, и течение там быстрее, вот они по вашему берегу и ходят. Вниз-то баржи по течению плывут, а вот обратно их тягать приходится. Вот мужичков с конями для того и нанимают.
— И кто же их нанимает?
— Так кто же, как не купчишки из Фринланда.
— Купчишки, значит из Фринланда? — переспросил Волков, хотя ответ ему был уже, кажется, и не нужен.
Да, он смотрел на быстрые воды реки, как у другого берега вода водовороты вертит, и опять думал, что, наверное, Ёган-то прав. Нет нужды злиться да обиду лелеять, тут можно ужиться. Нужно только руки приложить. А кое-где и кулак не помешает. Главное — больших свар с соседями не учинять, чтобы герцога с канцлером не злить. И все. И тут Волкову даже лучше стало, веселее, словно вещь дорогую нашел, о которой думал, что потерялась она.
— Что ж, теперь мне понятно, какова земля моя. — Он взглянул на Ёгана. — Значит, говоришь, нужно руки приложить?
— Да уж не без этого. Придется ручки приложить. Придется.
После этого они поехали в Эшбахт, уже не останавливаясь, чтобы быть там к ужину. И все находились в добром расположении духа. И даже нога у кавалера не так болела. Временами за мыслями о земле своей он про нее и вовсе забывал.
⠀⠀
⠀⠀
⠀⠀
Глава 21
⠀⠀
У костра ей было очень хорошо, они купили молоко и хлеб у мужика на окраине деревни, и голода она не чувствовала. А вот уважение, что выказывали ей и Ута, и Игнатий, было как раз тем, что она так искала. Ну, со служанкой все уже ясно, а вот большой и крепкий мужчина, что склонял голову и беспрекословно шел к ней, как только она звала его, — это особенно радовало девичье сердце. Повелевать, оказывается, было так сладко.
Служанка укрыла ее одеялом, которое они украли на постоялом дворе еще в Малене до присяги господина. Агнес опять раскрыла книгу, которую читала всю дорогу, несмотря на ухабы и кочки. Иоганус Тотенхоф, «Знание трав и растений. Создание зелий, настоев и микстур, что придают человеку сил или отнимают их». Ах, как это прекрасно звучит, по одному названию видно, что писал книгу мудрый человек. Казалась, она огромна, но как быстро читаются это большие страницы. Агнес уже осилила треть, порой откладывала книгу, чтобы остановиться и растянуть удовольствие, но долго так продолжаться не могло. Книга словно манила ее, и сидеть просто так рядом с ней было для девушки невыносимо. Попробуй усидеть, если ты дошел до главы: «Как любого самого сильного мужа сделать бессильным временно, чтобы члены его были ему непокорны и лишь разум и зрение повиновались только». Она уже хотела это попробовать. Сотворить зелье и посмотреть, как люди бессильны пред ним. Но о многом она еще не знала. Казалось бы, все знают о болиголове, и вдруг их оказалось три вида, и каждый действует по-разному. Попробуй сотворить зелье, если не знаешь, какой тебе нужен. Одним можно отравить, другим обездвижить, третьим продлить мужскую страсть. Просто нужно знать, как и с чем их смешивать. А еще она прочитала, что никакой волчьей ягоды нет. Девушка удивилась, узнав, что так называют пять разных растений, которые даже и не похожи друг на друга. Особенно ей интересна была та волчья ягода, на самом деле звавшаяся вороний глаз. Три раза перечитала о нем и настойке, что вызывала у выпившего сначала радость, затем сонливость, а потом, после сна, полное беспамятство. Такое, что человек три последних дня вспомнить не сможет. И всего-то нужно три капли той настойки. Три капли — и памяти нет.
Она читала и все запоминала сразу, память у Агнес была редкостная, перечитывала скорее для удовольствия и для размышления. И размышляла она о том, что ей нужна специальная посуда для изготовления микстур и зелий, о которой все время писал Иоганус Тотенхоф. Вот и думай, где ее взять. И был еще один вопрос, который она сама разрешить не могла. Она не так уж хорошо разбиралась в травах и местах, где их нужно искать. Да, в книжке имелись картинки, и, увидев растение, она бы его сразу узнала, но растение-то нужно было еще увидеть. И это опять не все. На какой рецепт ни глянь, так в нем требовалась мандрагора. Ну, конечно, не во всех рецептах она требовалась, но уж точно в половине. И все, что о ней было написано — что растет она под висельниками. Что редко она цветком выходит, почти весь ее рост уходит в корень.
Агнес остановиться в своих мыслях не могла. Столько всего оказалось нового, интересного, столько всего, что открывало для нее огромные возможности. Только разобраться во всем нужно было. Все попробовать и все испытать. Она читала, пока не утомилась вконец, а потом заснула.
⠀⠀
⠀⠀⠀
…У Волкова было лицо человека, которого только что обманули и который от обманов уже устал. Максимилиан молчал, он все рассказал, как было, только про госпожу Агнес не стал, монах его от этого предостерег. Брат Ипполит сидел рядом с кавалером, держа на коленях отрытую свою любимую книгу, которую он читал чаще Писания, наверное.
Он снова произнес, пытаясь обратить на себя внимание Волкова:
— Может, то и не ликантропус[23] был. Вот в «Молоте тварей» писано, что меняет он облик по истечению месяца, то есть в полнолуние. А до полнолуния еще четыре дня.
Волков поглядел на него и не ответил, а монах повторил:
— Может, то и не ликантропус был. А простой волк. Просто большой и…
— И который просто по деревьям скачет? — договорил кавалер.
[23] Ликантроп (греч. λυκάνθρωπος), вервольф (нем. Werwolf), человек-волк (англ. wolfman), в славянской традиции волколак — в мифологии и художественных произведениях человек, на определенный срок превращенный или способный превращаться в волка. Для обозначения этой способности используется термин ликантропия.