— Постираете? — приходя в гнев, переспорил ротмистр.
Терпеть не мог Карл Брюнхвальд нерях. Неряха — всегда либо дурак, либо лентяй, а скорее всего и то, и другое вместе. И вот вам, его сын, за которого он поручался и просил уважаемого человека, приходит в таком виде. Да еще все это на виду у господина Рене.
— Ваши чулки разодраны, даже туфли ваши разодраны, — продолжал ротмистр. — Вы что, проиграли сражение?
— Отец, я просто шел ночью по дороге… — начал Максимилиан.
— Ночью? По дороге? — Брюнхвальд скривился. — Так что заставило вас разгуливать по дрогам ночью?
— Кавалер дал мне задание доставить госпожу Агнес в Мален. Вот я и…
— А лицо вам случайно не госпожа Агнес расцарапала? — поинтересовался отец.
Максимилиан вдруг подумал, что, скажи он правду, господа офицеры его на смех поднимут.
— Надо было в городе остаться, я не сообразил и пошел на ночь глядя домой. Я… На меня ночью напали волки и я…
— А где ваш берет? — прервал его отец.
Юноша только вздохнул.
— Ваш берет был из бархата и на подкладке из атласа, цена ему талер, не меньше, где же он?
Максимилиан молчал.
— Уж не волки ли его забрали? — продолжал ехидничать отец.
Самое смешное было бы, скажи он правду — что, когда спустился с древа, так берета нигде не нашел, как ни искал. И вправду получалось, что берет его забрали волки. Вернее, волк. Или, может, демон.
Лицо ему исцарапала бесноватая и хохочущая госпожа Агнес, берет его забрал волк с глазом желтым. Да все это, может, и звучит смешно, но на самом деле все это было страшно. Даже вспоминать страшно.
— Завтра же поедете со мной в город, — сухо сказал отец, — исправите одежду у портного и купите берет. А до того чтобы не смели являться в таком виде к кавалеру. Идите к солдатам и говорите, что больны. — И добавил с обидным презрением: — Знаменосец!
Карл Брюнхвальд повернул коня и поехал к лагерю. И Рене с ним. Но Рене не был строг и подмигнул юноше: мол, ничего, друг, бывает.
Максимилиан пошел за ними следом. Только очень ему хотелось поговорить обо всем, что случилось вчера, с тем, кто будет слушать и не будет смеяться. А такой человек тут был только один.
И звали его брат Ипполит.
⠀⠀
⠀⠀
⠀⠀
Глава 20
⠀⠀
И рассказ юноши не оставил молодого монаха равнодушным. Он сразу сказал Максимилиану:
— У меня есть два талера, коли нужно вам, один талер могу дать вам на поправку платья.
— Да нет же, я не о том вам говорил, — поморщился Максимилиан, — то мне отец купит. Я же про госпожу Агнес…
— О том молчите, — тихо, но твердо посоветовал монах, — все замечают, что госпожа Агнес стала сама не своя.
— Слава богу, что хоть уехала, — произнес юноша, — проходу мне не давала еще в Хоккенхайме.
— Молчите, говорю вам, — настоял брат Ипполит. Он, как и все, замечал, как на глазах меняется тихая и богобоязненная девочка из Рютте. И знал он о ней такое, о чем Максимилиан и не догадывался, также знал, что господин на все странности Агнес смотрит сквозь пальцы. Может, потому что Агнес могла боль в его ранах унять. Или, может, потому что Агнес умела заглядывать в шар. Это было особенно богомерзко, но об этом брат Ипполит не писал даже своему духовнику, аббату Деррингхофского монастыря. Молчал, хотя и терзался оттого, что приходилось такое скрывать.