— Нет-нет, госпожа, — вдруг встрепенулся мужик, — к вам хочу. К вам в услужение.
— Хочешь? — спросила она, распрямляясь. — Поклянись, что до гроба служить мне будешь.
А он опять молчит. Словно уже и не рад, что освободят его от виселицы. Глаза бегают у подлеца.
— Клянись, говорю, — шипит ему девушка. — И даже не думай, что поклянешься и от клятвы уйдешь. Клянись! Ну! Или палачи скоро придут, тогда уже мне не спасти тебя будет.
— Клянусь, — выдавил из себя мужик.
— То-то, дурак, — зло сказал она и пошла к стражнику, подбирая юбки.
А стражнику очень интересно было, о чем это она с висельником шепталась, и он ждал, пока девушка подойдет. А она подошла и спросила так ласково, как только могла:
— Как звать тебя, добрый человек?
— Иоганном крещен, добрая госпожа, — отвечал стражник с удивлением. Не ожидал он ласки от такой высокой госпожи. Не каждый день дама, что ездит в карете с четверкой дорогих коней, с ним говорит. А может и вообще никогда такая с ним не разговаривала за всю жизнь его. От такого он растерялся так, что даже встать с колоды своей забыл. Говорил с ней сидя.
А она, видя это, произнесла с улыбкой, поднося ручку свою к лицу его:
— На ладонь мою смотри, Иоганн. Сюда, следи за ней.
А тот дурень даже и не спросил, зачем ему за ее ладонью следить.
Агнес перед лицом его провела ладонью пару раз туда и сюда.
— Следи, Иоганн, следи, — говорит она, а в голосе железо приказа, твердость неженская. — За пальцами следи.
Стражник за ее пальцами глазами водит, старается, ничего не понимает.
Агнес как момента какого ждала, а когда поняла, что готово, тут же двумя перстами его в лоб и толкнула:
— Спи, Иоганн, оставь заботы, забудь обо всем.
Так толкнула, что голова его откинулась, и замер он на секунду с откинутой головой, словно в небе разглядывал что-то.
А потом голову опустил, поглядел на девицу удивленно и уронил плохую свою алебарду на траву, сполз с колоды, уселся у места своего наземь и замер. Но глаза не закрыл, а стал в траве что-то рассматривать. Голову низко наклонил.
Спроси кто у Агнес в этот момент, как она так смогла стражника утихомирить, откуда дар у нее такой, девушка бы и не ответила. Не знала она, откуда эта сила в ней взялась, просто когда карета встала у виселиц, как висельника она увидела, так знала уже, что делать будет.
И висельник, и Максимилиан глядели на нее. Мужик с восхищением, а юноша замер от удивления и страха, рот открыв. Это ей нравилось — особенно, что Максимилиан так смотрит.
— Что рот-то раззявил, — бросила она, — найди у стражника ключ, отопри колодки, выпусти человека.
— Не слышали вы, что ли? — отвечает он ей. — Душегуб это. Вешать его нужно.
А она смотрит на него с усмешкой и спрашивает:
— А ты сам не душегуб?
Обомлел Максимилиан, побледнел, вспомнил он ночь в тюрьме Хоккенхайма, стоит и понять не может, откуда она про то знает, ее же не было там.
А она и не знала ничего, просто угадала, угадывать тайны людские направилось ей.
— Так душегуб ты или нет? — спрашивает девушка, улыбаясь. А сама уже все знает по лицу его. — Не дождешься тебя, — говорит ему девица с досадой, садясь возле стражника, — ни в чем от тебя прока нет. Никудышный. — Находит ключи от колодок в его кошельке, быстро идет и отпирает колодки, приговаривая: — Торопиться нам надо, скоро люд здесь будет.
Мужик еле встал, распрямился, руки растирает, головой вертит. А сам идет к стражнику, склоняется над ним и с пояса его нож вытаскивает.
Агнес только на Максимилиана поглядела, как взгляд юноши увидела и руку его на рукояти кинжала, так крикнула мужику: