— А он нас не отпустил, — с улыбкой сообщил брат Николас и добавил заговорщицки: — Он тут, с нами приехал, ждет вас.
— Приехал? — удивился кавалер. — Сам казначей его Высокопреосвященства тут?
— Тут, тут, — кивал брат Николас, — а как же ему не приехать, если о вас и ваших делах только и разговоров в Ланне.
— Откуда ж про мои дела в Ланне знают? — удивился Волков.
— Уж не волнуйтесь — знают, — многозначительно сообщил монах, — и следят с интересом. Архиепископ обо всем знает и нас лично в дорогу благословил.
— А где же аббат?
— Пошел покои себе и нам смотреть, — сообщил брат Николас.
Волков сразу его заметил и удивился.
Обычно казначей его Высокопреосвященства был одет в грубую монашескую одежду и старые стоптанные сандалии, носил деревянный крест на груди, а тут он стоял и говорил с распорядителем Вацлавом в большой обеденной зале. Был он в великолепной одежде алого шелка, пояс пурпурный широкий, широкополая шляпа, золотые перстни и распятие — не иначе как простой аббат сан имел кардинальский. Вацлав перед ним стоял полусогнувшись. А как увидел брат Илларион Волкова, так руки ему протянул, заулыбался.
Кавалер руки ему целовал обе, а потом и сам аббат кавалера расцеловал как друга старого и приговаривал:
— А вот и герой наш любезный. Наш Аякс бесстрашный.
— Вы ищете покои для себя, — произнес Волков, — я могу уступить вам свои, они здесь лучшие.
— Что вы, сын мой, что вы, — махал руками аббат, — королям да князьям мирским здесь стоять по карману. А мне и братии моей то большая обуза и грех. Нет, я себе сыщу приют у отцов местных, — он понизил голос и улыбался, — бесплатно побуду, местные отцы богаты, приютят авось. А братьев помещу в местный монастырь, там им и постель дадут, и стол, нечего деньги на ветер кидать.
«Да, — думал Волков, — с этим монахом не забалуешь! Уж этот жареных поросят есть не станет, не отец Иона покойный».
— Но то после, — продолжал брат Илларион, — а сейчас у меня к вам разговор, и такой, что лучше бы нас никто не слышал больше.
Это кавалеру сразу не понравилось, и как оказалось, предчувствие его не обмануло.
Волков и брат Илларион уселись в покоях Волкова за стол, Ёган принес им вина, и пока монах удивленно оглядывал окружающую его роскошь, кавалер все пытался угадать, о чем пойдет речь. Долго ему терзаться не пришлось, казначей его Высокопреосвященства отпил вина, поболтал его в стакане, поглядел через него на свет и сказал:
— А неплохо живут рыцари божьи. — Еще чуть помолчал и начал: — Вы как уехали из Ланна, так и хорошо вам, а нунций папский нашего сеньора изводит ежедневно. Видит он в вас угрозу Матери Церкви, о чем и говорит непрестанно. Говорит, что вы грабитель храмов, хуже, чем еретики. Да еще требует вернуть раку, что вы из кафедрального собора Фёренбурга увезли. Извел уже архиепископа своими стенаниями и укорами. Требует вас изловить. И наказать примерно.
Да, приятного в словах аббата было мало. И кавалер продолжал слушать.
— Да только знаем мы, что это все вздор, — продолжал брат Илларион, — не за тем он у нас сидит всю зиму. Хочет он папскую десятину, говорит, что мы Святому Престолу с прошлого лета не шлем серебра. — Аббат чуть придвинулся и усмехнулся лукаво: — И то верно, не шлем. Потому как нету и до лета не будет.
Волков начинал понимать, куда клонит казначей архиепископа, но все еще не догадывался, чем это закончится для него. Он думал, что речь пойдет об имуществе ведьм и всех, кто с ними знался, а оказалось еще хуже.
— Думаете: а что же от меня нужно этому монаху? — смеялся брат Илларион. — Я скажу вам. Божьим промыслом известно стало нам, что у бургомистра вы изъяли сундук серебра. И то малый сундук, а в приюте для женщин так и вовсе большой нашли. Все себе взяли.
Волков опешил, едва сил хватило, чтобы рта как дураку не раскрыть, но вот не ерзать на стуле и не теребить стакан он не мог, а монах видел все да усмехался:
— Полноте вам. Вы же умный человек и понимали, что вам его не оставят. То не ваше, обер-прокурор да казначеи герцога все одно забрали бы все у вас. А так Матерь наша Церковь себе в помощь возьмет.
Все это было говорено так, словно и не просит монах ни о чем, а просто объясняет, почему серебро забирает. Сказано тебе, деньги не твои, а церкви, и смирись на том. Вот и все.
Волков помрачнел, а брат Илларион продолжал, говорил так, словно дело уже решено:
— Серебро посчитаем, если не хватит — все одно отвезем нунцию, авось угомонится, не так рьян будет. Остальное возьмем с имущества ведьм, надобно ему, алчному, тридцать тысяч собрать, и тогда дело ваше будет закрыто. А как нунций уедет, в город Фёренбург синьор наш пошлет своего человека, там епископская кафедра свободна. Без нунция оспаривать нашу кандидатуру некому будет. А как там наш епископ станет, так и решит он ваш вопрос.
Спорить было бессмысленно. Кавалер только и сказал:
— У меня сто шестьдесят шесть человек на содержании, не считая моих людей.
— Так возьмете сто талеров, — милостиво согласился казначей Его Высокопреосвященства.