В зале повисла тишина.
— И сколько же ты утопил людей? — вдруг спросил его обер-прокурор.
— Так сколько велели — столько и утопил, — даже глазом не моргнув, говорил привратник. — Может, пятьдесят, может, и сто, разве за двадцать лет всех упомнишь.
— Я записал всех, кого он мог вспомнить, дела я передам для суда, — сказал Волков.
— Быть такого не может! — воскликнул председатель городского совета.
— Может, — осмелился не согласиться с ним кавалер, — благочестивая Анхен в городе купцов бить до смерти не велела. Только зельем велела поить и обирать. А коли у купца какие бумаги были, векселя или закладные с расписками, так его было велено в приют везти. А там уже решали, что с ним делать. Коли бумаги оказывались ценны, так купчишку в реку, чтобы осталось время бумаги те оприходовать.
— Откуда вы это знаете? — с раздражением спросил обер-прокурор. — Неужто сами видели?
Волков кивнул Сычу, тот пошел на улицу, а кавалер откинулся на спинку стула. Он устал немного, всю ночь не смыкал глаз, спрашивал и записывал, вернее, писал монах, но все равно утомился он побольше брата Ипполита. И все у него было запротоколировано. Теперь он не сомневался в успехе. Все терпеливо ждали, когда вернется Сыч. И он вернулся, и привел с собой одну из баб, что взяли в приюте.
— Говори господам, кто ты, — сказал ей Волков.
Женщина низко присела, она была немолода, и одежда ее выглядела неплохо.
— Я Вильгельмина Руннерстаф. Жила в приюте при матушке Кримхильде.
— Ты грамотна? — вел допрос Волков.
— Да, я грамотна.
— Чем ты занималась в приюте?
— Письмами и бумагами.
— Видела ли ты ценные бумаги, векселя, расписки?
— Да, все время видела. Также видела торговые обязательства и договора на имя разных людей.
— Откуда их брали? Откуда были эти бумаги? Чьи они были? — спрашивал кавалер.
Женщина покосилась на Волкова, несколько мгновений молчала, а потом сказала:
— Этого я не знаю.
— Не знаешь? — с угрозой спросил Волков. — Ну конечно, ладно, об этом тебя еще спросят. Говори, что ты делала с ценными бумагами?
— Отвозила их в Вейден.
— Зачем, кому?
— В торговый дом Лоренца или в банк Кримони, там бумаги смотрели нотариусы, и если они им нравились, они их забирали, и купцы дома или банкир выписывали векселя на имя матушки Кримхильды или даже просто на приют. Я привозила векселя сюда и отдавал благочестивой Анхен.
Вопросов у Волкова больше не было, а у городского совета больше не было слов. Все молчали.
Кавалер сидел и вертел головой, разминая шею.
И тут задал вопрос обер-прокурор:
— А зачем вы арестовали бургомистра? Он-то к убийствам какое отношение имеет?
— Привратник, — сказал Волков, — ответь господину обер-прокурору, сколько раз ты носил деньги бургомистру фон Гевену?
— Да много раз. Разве все упомнишь.